Особенно,... 
79 
— У вас случайно не осталось его фотографии?
— Нет.
— Вы не могли бы его описать? — попросила Саманта.
— Попробую. Невысокий, примерно метр шестьдесят пять. Худой. Иногда отращивал небольшие усы. Всегда в одном и том же видавшем виды пальто, в жару и в холод. Вы, наверное, этого не помните… Вам сколько?
— Двадцать восемь, — ответил я.
— Да, разумеется, не помните. В общем, он был немножко похож на Говарда Хьюза.[38]
— Он был болен?
— Вид у него был не слишком цветущий. Виктора часто мучил кашель. Я всегда знал, когда он в храме, потому что слышал его кашель от самого входа.
— Не заметили вы каких-нибудь психологических отклонений?
Он поколебался.
— Боюсь, большего я вам сообщить не смогу. Это запрещено нашими правилами.
Уже в машине Саманта сказала:
— Неплохо для начала.
— Падре говорит, Крейк невысокий. Получается, что убийца — не он?
— Не факт. Стопа не всегда дает точные сведения о росте. Нам бы очень пригодилась фотография, тогда бы мы могли поискать свидетелей в его районе. А что насчет кашля? Может, он обращался с ним к врачам?
— Похоже, он вообще никогда не лечился.
— Да, но если все-таки лечился, должны остаться записи. Судя по тому, что ты мне рассказывал, он был человеком незаметным. Такие не ходят к врачу. Они приезжают в приемное отделение больницы, когда совсем уж припрет.
— Давай тогда обзванивать больницы.
— Я сама этим займусь. Не поверишь, в нашем штате надо на уши встать, чтобы добыть медицинские карты. Он работал?
— Я точно не знаю. По-моему, нет.
— Он же оплачивал счета. Платил за аренду квартиры.
— Мне сказали, он платил наличными. Он снимал квартиру с фиксированной арендной платой. Фиксированной еще в шестидесятые. Сотня баксов в месяц.
Она восторженно присвистнула и на минуту перестала быть окружным прокурором, превратившись просто в жительницу Нью-Йорка, завидующую чужому счастью.
— И все равно. Даже эту сотню в месяц он должен был где-то брать. Может, он попрошайничал?
— Возможно. Но нам от этого никакого проку. Профсоюза попрошаек пока не существует, и позвонить туда мы не можем.
— И вот еще что…
Саманта смотрела в небо. Иногда у меня складывалось впечатление, что она слушает собеседника ровно столько, сколько нужно для того, чтобы получить необходимую информацию и начать ее анализировать. Этим Саманта очень отличалась от отца. Макгрет прислушивался — или, по крайней мере, делал вид, что прислушивался, — к моему мнению. В честности Саманте не откажешь. Она с самого начала не скрывала, ради кого она все это делает. Только ради отца. И уж точно не ради меня.
— Бумага. Он ведь ее постоянно пачками покупал. И наверняка продавец хорошо его знал. И продукты. Попробуй разнюхать что-нибудь. А я займусь охотой на свидетелей по старым делам. Посмотрим, что там всплывет. На, держи. Я нашла старые снимки. Можешь их всем показывать. Не переживай, что-нибудь да нащупаем.
— Думаешь?
— Не-а. Ничего мы не найдем.
Я вернулся в Мюллер-Кортс. Начал с одного из двух продуктовых магазинчиков. Когда продавцам надоело наконец таращиться на Исаака, я получил-таки еще одно описание Виктора. Они его знали, «странный чувак», но ничего определенного сказать не могли. Знали, какой он предпочитал белый хлеб и какую ветчину, но что толку? Я спросил про бумагу, и они дали мне блокнот с зеленоватыми линованными страницами.
— А белой, — спросил я, — просто белой у вас нет?
— Не, мы такого не заказываем.
Я вспомнил журнал «про еду» и спросил, какие Виктор покупал яблоки.
— А он не покупал яблок.
— Покупал, я точно знаю.
— А вы что, сами видели, что ли?
— Нет, не видел.
— Ну и вот. Не покупал он никаких яблок.
Один из продавцов очень хотел нам помочь и сообщил, что вроде бы Виктор покупал эти… ну… груши.
— А сыр?
— И сыр не покупал. Никакого сыра он не покупал.
Я пошел во второй магазинчик. На этот раз Исаака я оставил снаружи. Он был только рад и попросил разрешения сбегать пока через дорогу и купить тефтелей. Я дал ему десять баксов, и он рванул от меня во всю прыть.
Когда я вошел, девушка латиноамериканского происхождения оторвалась от чтения поэтического журнала. На девушке были очки в красной пластмассовой оправе. И сюда Виктор тоже приходил.
— Я к нему «сэр» обращалась.
79 
