Последние отзывы

  35  

— Взгляни на это с другой стороны, — предложила Мэрилин. — Убил он кого-нибудь или нет, твоей выставке это только на пользу. Так интересней и загадочней. Сможешь правильно подать, и у тебя отбою не будет от покупателей.

— Правильно — это как? Решетку на дверь галереи поставить?

— Нет, это уж совсем китч.

— Я, вообще-то, шучу.

— А я нет. Тебе не хватает легкости, Итан. После этой выставки ты вдруг стал ужасно серьезным. Что плохо.

— Как-то у меня не вяжется легкость с изнасилованиями и убийствами.

— О господи, ты опять за свое! Убийства и изнасилования — это разновидность садо-мазо. А садо-мазо — разновидность массовых развлечений. К тому же ты ведь еще не знаешь, убил он или нет. Сам говоришь, может, он просто фотографии в газете видел. Займись расследованием. Оторвись от стула. — Мэрилин улыбнулась. — Расследование. Обожаю это слово. Не переживай, будет весело.

Я отправился в городскую библиотеку и четыре часа просматривал микрофильмы. Представления о том, какие газеты предпочитал Крейк, у меня не было, поэтому пришлось проверять «Таймс» и таблоиды. Читать номера за те числа, когда произошли убийства, и еще за пару-тройку недель вперед. Даты я уточнил у Макгрета.

— Ну как, удалось вам? — спросил он, когда я ему позвонил.

— Что удалось?

— Ну как же, вы ведь обещали мне копию рисунка выслать.

— Ах да…

Мне хотелось сначала самому во всем разобраться, а уж потом слать ему копию рисунка.

Все-таки надо доверять инстинктам. Фотографии всех пяти жертв были в газетах. Правда, в разных. И херувимы походили именно на эти фотографии. Лица, выражения, позы. Я сделал копии и захватил их с собой в галерею, чтобы сравнить с рисунком. Мама дорогая, все сошлось. Не совсем, но художнику ведь позволительно включать воображение. Все же сходство было велико, и я сообщил Мэрилин, что нашел оригиналы.

— Какие мы с тобой сообразительные!

Я был благодарен Мэрилин за то, что она не задала вопроса, который так и напрашивался. Конечно же, она об этом думала. Ну я-то уж точно думал. Почему именно эти пятеро?

Сколько народу каждый день убивают в Нью-Йорке. Сколько фотографий жертв печатают в газетах. Только за первые две недели августа 1966-го нашли три трупа. И это те, о которых написали. Пять мальчиков стали буквально центром вселенной Крейка, с них он начал дело всей своей жизни. Почему?

И вот еще что: как он смог связать эти пять убийств? В статьях об этой связи не говорилось. Когда писали о Генри Стронге, об убийстве и речи не было, поскольку тело так и не нашли. Ведь нужно было провести параллель между его исчезновением и смертью Эдди Кардинале, а заодно и гибелью трех других мальчиков. Нужно было сравнить все детали, знать историю их жизни, знать, что их всех удушили, например. Читатель, пролистывающий страницы газет, вряд ли смог бы нащупать связь между статьями, если только этот читатель не отличался особой проницательностью. Или не знал о серии убийств.

Хотя Крейк вполне мог быть проницательным человеком. Он сидел в своей комнате, как в камере, боялся выйти на улицу, повсюду подозревал заговоры, искал связь между мальчиками и собой, мальчиками и правительством. Быть может, окружив звезду херувимами, он надеялся защитить себя от опасности. Приносил жертву всесожжения безликому убийце. Убаюкивал себя, сжимал в руке свои талисманы, боялся стать следующей жертвой. Ему не десять лет, и он никогда не выходит из дому. И все же… Он напуган, ужасно напуган.

Притянуто за уши. Согласен. Но мне так хотелось верить в его невиновность.

Пора признаться еще кое в чем. Конечно, мне хотелось защитить Виктора, но все же дело было скорее во мне, чем в нем. Я сочувствовал ему, это да. И хотел сохранить его доброе имя. Но больше всего мне хотелось избавиться от нарастающего ощущения реальности Крейка. Поначалу он был для меня просто именем, и я мог стать сотворцом, заставить людей видеть его произведения по-своему. По мере того как образ Виктора обрастал деталями, по мере того как он превращался в реального человека, места для меня оставалось все меньше. Да и не очень-то он мне нравился, этот персонаж, постепенно проступающий на бумаге, — ненормальный художник, извращенец, маньяк, добровольно заточивший себя в камеру. Зло в чистом виде не привлекает, в нем нет глубины. Этот образ не совпадал с моим представлением о Викторе.

К тому же я боялся, что вся история повлияет на продажи. Кто станет покупать картины серийного убийцы?

  35