64 
Появление отряда воины на трибунах восприняли презрительным воем, свистом и хриплым рычащим смехом. Именно воины, так как горожане и вообще не имеющие отношения к армии на эту схватку приглашены не были: это было, так сказать, учебное пособие для солдат. На скамьях арены, способной уместить около пятидесяти тысяч зрителей, сейчас восседало ровно пять тысяч. Это были специально отобранные и присланные сюда представители армии, приготовившейся к броску на границе со степью. Здесь были и рядовые, и младшие командиры, и офицеры различного ранга, здесь же присутствовали и все тридцать пять командиров пикт.
Наконец вновь загрохотали барабаны, вторя им, включились в общий ритм трубы, и под эти ласкающие слух военным звуки распахнулись противоположные ворота, откуда вышли тридцать воинов-орков, облаченных в пластинчатые доспехи, вооруженных стандартными копьями и короткими пехотными мечами. Это были самые настоящие солдаты, привыкшие биться в общем строю, а не гуры, которые всегда бились на этой арене на потеху толпе, – неплохие бойцы, но одиночки, неспособные оценить красоты строя или применить его на практике: слишком малая их часть в прошлом проходила службу в армии. Эти были воинами, немалая часть из них была заслуженными ветеранами. Появление этих бойцов сопровождалось полным молчанием со стороны трибун, так как отношение к ним было неоднозначным: выказать презрение к бойцам, облаченным в стандартную амуницию траков, по праву считавшихся элитой пехоты Закурта, – значило выказать презрение к армии, в которой они все служили; ликовать при их появлении – вновь выказать неуважение к своим боевым товарищам, так как эти солдаты все были осуждены к смертной казни за те или иные преступления; выказать недовольство – можно навлечь на себя гнев Всевластного, так как это была его идея. Будь на трибунах гражданские – и какая-либо реакция последовала бы однозначно, но на зрительских местах сидели только представители армии, поэтому трибуны хранили молчание.
– Я что-то не припомню, чтобы зрители так тихо приветствовали появление отрядов бойцов.
– Все просто, Габба. Они не знают, как реагировать на это, да еще и в моем присутствии, – обнажив клыки в довольной ухмылке, заметил Всевластный, обращаясь к своему младшему брату.
– Понятно. Послушай, Гирдган, мне не показалась удачной эта твоя идея свести на арене твоих ветеранов и кучку этих людишек. Разве не видно, что твои воины сильно превосходят людей? Тебе стоило выставить хотя бы пятнадцать урукхай против тридцати людей.
– Во-первых, это не мои воины. Мои солдаты сейчас сидят на трибунах, а это отребье перестало иметь право именоваться солдатами Империи в тот момент, когда осмелилось совершить преступления, за которые все и были приговорены к смертной казни. У них нет никаких шансов вернуться в строй, потому что для армии они уже мертвы. Во-вторых, не уподобляйся тем, кто рассуждает с презрением в отношении будущего противника: именно чтобы стереть с их лиц презрительное выражение, я и выставил равное количество воинов при практически равном вооружении.
– Ты думаешь, что у людей есть какие-то шансы на победу?
– Разумеется, нет. Эти подонки, конечно, позор армии, но все они в прошлом неплохие солдаты, среди них нет ни одного новобранца, все они имеют за плечами боевой опыт – в той или иной степени, но не новички. Этот наглый человечишка тоже хорошо побегал и, я уверен, выбрал лучших из того, что у нас есть.
– Но если так, то эти преступники быстро разделаются с людьми. Как бы хороши они ни были, но превосходство урукхай очевидно.
– Ты не солдат, поэтому тебе простительны подобные рассуждения, но я не могу понять, почему так же рассуждают мои офицеры с большим опытом войн за плечами. Конечно, урукхай победят людей, в этом нет сомнений, но только вот я думаю, что, прежде чем последний человек истечет кровью, около половины урукхай поляжет на этот песок. Этого будет достаточно, чтобы солдаты задумались и пересмотрели свои взгляды.
– А если люди победят?
– Гхарылл-гхы-гхы, – не сдержавшись, рассмеялся Гирдган. – Брат, в это не верю даже я.
В это же время на одной из зрительских трибун вольготно расположились два офицера, которые вели неспешную беседу, воззрившись на посыпанную белым песком арену. Песок был белым не просто так, а для того, чтобы на нем были отчетливее видны красные пятна крови, которой будут орошать арену бойцы, – это придает большую зрелищность схваткам. Сидящие вокруг них солдаты старались держаться от офицеров подальше: нет нужды лишний раз мозолить глаза командирам, если есть возможность этого избежать, а места на трибунах хватало. Офицеров это тоже вполне устраивало, так как образовавшаяся вокруг них пустота способствовала более расслабленному общению.
64 
