48 
— Пейдж, — прошептала она, — ты когда-нибудь целовалась по-настоящему? Я имею в виду с мальчиком?
Я ни с кем не целовалась, но не собиралась ей в этом признаваться.
— Само собой, — хмыкнула я. — А ты?
Присцилла встряхнула волосами и сделала шаг ко мне.
— Докажи, — потребовала она.
Я не могла ничего ей доказать. Более того, именно этот предмет вызывал мое наибольшее беспокойство. Ночи напролет я тренировалась на своей подушке, но многое мне понять до сих пор не удалось. Например, что делать с носом и как дышать.
— И как я буду тебе это доказывать? — поинтересовалась я. — Разве что тут есть парень, которого я не заметила.
Присцилла подошла ко мне. Она была такой тоненькой, что в сгустившихся сумерках казалась почти прозрачной. Она склонилась надо мной. Ее волосы образовали шатер, заслонивший от меня окружающее.
— Представь себе, что я и есть парень.
Я знала, что Присцилла знает, что я лгу. Я также знала, что ни за что в этом не сознаюсь. Поэтому я наклонилась вперед, положила руки ей на плечи и прижалась губами к ее рту.
— Вот так, — сказала я, отрываясь и отмахиваясь от нее рукой.
— Нет, не так, — возразила она.
Она повернула голову и поцеловала меня. В отличие от моих застывших губ ее губы были мягкими и подвижными. Они понуждали меня подражать ей, повторяя все их движения. Широко открытыми глазами я продолжала смотреть на молнии. В это мгновение я поняла, что все связанные с Присциллой Дивайн слухи, как и предостережения монахинь, а также косые взгляды алтарных служек полностью обоснованны. Ее язык скользнул по моим губам, и я отшатнулась. Пространство между нами было так наэлектризовано, что волосы Присциллы подобно паутине опутали мои плечи и лицо.
После этого мы стали часто проводить время, осваивая науку поцелуев. Мы стащили у матери Присциллы красную помаду и учились любить себя с помощью зеркала в ванной комнате, наблюдая за своими затуманенными обликами в запотевшем стекле. Мы ходили в городскую библиотеку и прятались за стеллажами с взрослыми романами, лихорадочно листая страницы в поисках любовных сцен. Найдя желаемое, мы вслух проигрывали диалоги. Порой мы целовались, по очереди исполняя роль мальчика. Та из нас, кому доставалась роль девушки, должна была млеть и, опуская ресницы, лепетать фразы героинь запретных книг. Та, кто была мальчиком, стояла прямо и несокрушимо, принимая капитуляцию как должное.
Однажды после уроков запыхавшаяся Присцилла появилась у меня на пороге.
— Пейдж, идем со мной! — распорядилась она. — Скорее!
Она знала, что я дома одна и должна дождаться возвращения отца из офиса, где он подрабатывал программистом. Она также знала, что я никогда не нарушаю данных отцу обещаний.
— Пейдж, — настаивала она, — это очень важно.
И я пошла с Присциллой. Мы пришли к ней домой и, спрятавшись в душной кладовке в комнате ее брата, где пахло нестираным бельем и копченой колбасой, прильнули к щели в двери.
— Не шевелись, — прошипела Присцилла. — И не дыши.
Брат Присциллы, Стивен, учился в десятом классе и служил для нас источником, из которого мы черпали информацию о сексе. Мы знали, что он им занимается, потому что он хранил в тумбочке презервативы. Иногда там лежало по двенадцать штук одновременно. Однажды мы украли один презерватив и вскрыли его серебристую упаковку. Я раскатала его на руку Присциллы, с изумлением наблюдая за тем, как растет и растягивается бледная резина, напоминающая вторую кожу. Мои пальцы снова и снова скользили по бархатистой поверхности кондома.
Через несколько минут после того, как мы расположились в кладовке, в комнату вошел Стивен с девушкой. Мы ее не знали. Наверное, это была старшеклассница из какой-нибудь государственной школы в центре города. У нее были короткие русые волосы и покрытые розовым лаком ногти. Белые джинсы с низкой посадкой тесно обтягивали ее узкие бедра. Стивен издал стон, рухнул на постель, увлекая девушку за собой, и принялся расстегивать ее блузку. Она сбросила туфли и, извиваясь, освободилась от джинсов. Не успела я понять, что, собственно, происходит, как они остались совершенно голыми. К счастью, я почти не видела Стивена, иначе я уже никогда не смогла бы посмотреть ему в глаза. Зато мне были отлично видны гладкие полушария его задницы и розовые пятки заброшенных ему на спину девичьих ног. Одной рукой Стивен стискивал клубнично-розовый сосок девушки, а второй шарил в ящике тумбочки в поисках кондома. А потом он начал двигаться на ней взад-вперед, напоминая игрушечное животное на детской площадке. Ну такое, на толстой пружине. Ее ноги взбирались все выше, и вот уже они скрестились на шее Стивена, а потом они оба начали стонать. Этот окутавший их тягучий звук был похож на желтый пар, разрываемый ритмичным поскрипыванием ножек кровати на паркетном полу. Я не очень хорошо понимала, чему стала свидетелем, потому что видела лишь разрозненные фрагменты происходящего, но мне казалось, что я вижу какой-то чудовищный механизм или мифическое существо с визгом пожирающее само себя.
48 
