183 
Николас любит разглядывать портреты, перед тем как отправиться на операцию. Слава Богу, хоть в операционную она еще не пробралась. Рисунки помогают ему расслабиться и сосредоточиться одновременно. Он вынимает из ящика самый последний портрет. На нем он стоит, приподняв руки, как будто собираясь произнести заклятие. Все линии четко прорисованы, а коротко остриженные ногти кажутся исполинскими. В тени под большим пальцем он видит лицо Пейдж. Этот рисунок напоминает ему фотографию, которую много лет назад сделала его мать в попытке спасти свой брак и на которой руки матери покорно лежали поверх сложенных рук отца. Пейдж не могла об этом знать, и совпадение кажется Николасу сверхъестественным.
Он оставляет рисунок на столе, поверх списка имущества, который он якобы готовит для Оуки Питерборо. После их встречи в ресторане прошла уже целая неделя, а он так ничего и не добавил к этому списку. Он все собирается позвонить Оуки и назначить новую встречу для повторной консультации, но сам он слишком занят, а поручить секретарше неизменно забывает.
Сегодняшняя операция — это привычное шунтирование, которое, как кажется Николасу, он уже может выполнить с закрытыми глазами. Он быстро идет в гардеробную, хотя спешить ему некуда, и переодевается в мягкий выстиранный операционный костюм. Он надевает бумажные бахилы и шапочку, а на шею цепляет маску. Сделав глубокий вдох, он начинает мыть руки, думая о неисправных сердцах, которые ему приходится ремонтировать.
В роли заведующего кардиохирургией он чувствует себя несколько скованно. Когда он входит в операционную, пациент уже подготовлен, а непринужденная болтовня между резидентами, медсестрами и анестезиологом мгновенно прекращается.
— Доброе утро, доктор Прескотт, — наконец слышится чей-то голос из-под маски.
Он не знает, что надо сделать, чтобы они расслабились. У него просто недостаточно опыта. Будучи хирургом, он так много времени потратил на то, чтобы пробиться на самый верх, что не особо обращал внимание, через кого ему пришлось переступить на пути к вершине. Пациенты — это одно. Николас считает, что если кто-то готов доверить тебе свою жизнь, да еще и выложить тридцать одну тысячу баксов за пятичасовую работу, то он, конечно же, заслуживает того, чтобы с ним поговорили по душам, а если надо, то и посмеялись. Ему даже приходилось сидеть на краю постели и держать человека за руку, пока он молился. Но врачи — это совершенно иная порода людей. Они так часто оглядываются, опасаясь подкрадывающегося Брута, что во всех начинают видеть потенциальную угрозу. И особенно в начальнике наподобие Николаса, одним-единственным выговором способном положить конец любой карьере. Николасу нестерпимо хочется увидеть рядом с собой хоть одну пару улыбающихся глаз. Он мечтает о том, чтобы Мари, дородная и очень серьезная операционная сестра, подложила хохочущую подушечку под пациента или резиновые рвотные массы на лоток с инструментами или как-либо иначе разыграла операционную бригаду. Интересно, как бы они отреагировали, если бы он однажды вошел в операционную и воскликнул: «А вы слышали анекдот о раввине, священнике и девочке по вызову?»
Николас спокойно руководит интубацией, а потом подает знак резиденту, мужчине одних с собой лет, взять вену из ноги. Его руки сами знают, что надо делать. Они делают надрез и вскрывают грудную клетку, иссекают аорту и полую вену, чтобы подсоединить пациента к аппарату искусственного кровообращения, зашивают и прижигают сосуды.
Когда сердце останавливается, а это неизменно производит на Николаса сильнейшее впечатление, как будто это происходит с его собственным телом, Николас надевает увеличительные очки и начинает вырезать пораженные участки коронарных артерий. Он вшивает взятую из ноги вену в обход препятствия. Когда из груди пациента на Николаса и его первого помощника брызжет кровь, Николас чертыхается. Анестезиолог удивленно поднимает голову. Он никогда не видел, чтобы доктор Прескотт — знаменитый доктор Прескотт! — терял самообладание. Но руки Николаса стремительно пережимают сосуд, а помощник его зашивает.
Когда все заканчивается и Николас отступает в сторону, предоставив помощнику заканчивать операцию, ему не верится, что с ее начала уже прошло пять часов. Впрочем, это всегда так. Николас не религиозен, но, прислонившись к облицованной кафелем стене, он шепотом благодарит Бога за помощь. Несмотря на то что он уверен в своих способностях и в своих отточенных за годы учебы и практики навыках, Николаса не покидает ощущение того, что ему везет, что за ним присматривают свыше.
183 
