40 
— Что ж, я буду только рада. Я хочу, чтобы все скорее закончилось и чтобы Роберт, ты и Оливия не пострадали.
Рука Николь коснулась Джейка, несмотря на его предупреждения. В душе мужчины действительно царил хаос. Все смешалось — и ненависть к Оливии, и страх за сына, и желание близости с Николь. Он как мог сопротивлялся, пытаясь держать дистанцию между собой и этой женщиной. Но страсть все-таки взяла верх над разумом. Он неистово привлек Николь к себе и, приподняв, прижал к стене.
— Я просил тебя не дотрагиваться до меня? — услышала она шипящий шепот у самого уха.
— Да…
— Но ты не прислушалась к моим словам?
— Да, не прислушалась. — Несмотря на неудобное положение, Николь попыталась гордо поднять подбородок.
— У тебя отсутствует инстинкт самосохранения.
Джейк поддерживал Николь за бедра. Она была такой легкой, что руки почти не чувствовали тяжести.
— Нет, что ты, я знала, на что иду…
Эта женщина поражала Джейка способностью сохранять самообладание, когда любая другая на ее месте уже билась бы в истерике.
От Оливии он постоянно слышал, что характер его просто ужасен, что он способен вывести из себя кого угодно. И теперь перед ним Николь Вудс. Подбородок гордо поднят, плечи расправлены, а ладони нежно сжимают его лицо, будто именно он нуждается в поддержке и сочувствии. А ведь это и в самом деле так. Только эта хрупкая и бесконечно сильная женщина может помочь ему.
И, угадав его мысли, Николь погрузила пальцы в гущу черных волос и, нежно перебирая их, заглянула в глаза.
Джейк прижался к ней сильно и жестко, чтобы она могла обхватить его ногами.
— Я не могу быть сейчас нежным, — предупредил он. — Скажи, и я отпущу тебя. Но если ты останешься, нежности от меня не жди…
Он отчетливо видел ее зеленые глаза, отражавшие лунный свет.
— Я не прошу тебя о нежности. Люби меня так, как ты хочешь.
Уже не контролируя себя, он впился в ее губы и покрыл лицо жадными поцелуями. Руки торопливо сдирали одежду с двух прильнувших друг к другу тел. Лошади высовывали головы из стойл и поглядывали на извивающееся тело женщины и мускулистое, блестящее тело мужчины. Потом равнодушно отворачивались, словно не видели для себя ничего нового.
Впервые Джейк был так груб и даже жесток с женщиной. Он стремительно вошел в Николь, когда она сидела у него на бедрах, крепко сжимая их. Двигаясь в бешеном темпе, он не чувствовал веса женщины, в конце этой неистовой скачки мужчина жаждал только одного — освобождения…
Они лежали на ворохе свежей соломы. В тишине Николь чувствовала, как мерно вздымается крепкая грудь, и слышала, как бьется сердце Джейка. Интересно, он спит?
Николь не могла забыться даже коротким сном. Слишком много противоречивых чувств будоражили мозг, не давая отключиться ни на секунду.
Раньше Николь думала, что, если Джейк попросит ее уйти, и Роберту больше не нужна будет ее помощь, она покинет дом Мэтеров. Возможно, какое-то время будет трудно и больно, но зато самолюбие и внутреннее «я» не будут задеты.
Теперь Николь поняла, что не может уйти из этого дома. И это все усложняло. Теперь эта женщина на ложе из соломы готова была пожертвовать самолюбием ради мужчины, на груди которого покоилась ее голова.
Николь приподнялась и стала всматриваться в волевое лицо Джейка, залитое лунным светом. Она слегка коснулась колючего подбородка. Ей нравилось, как короткие жесткие волоски щекотали подушечки пальцев.
Джейк пошевелился во сне, и Николь опять опустила голову ему на плечо и закрыла глаза. Уже засыпая, она думала, что обязательно докажет Джейку, что нужна и ему, и Роберту.
Когда Николь открыла глаза, Джейк, облокотившись, смотрел на нее.
— Извини, что был груб с тобой. — Он пальцем провел по ее распухшим губам.
Она лишь улыбнулась в ответ.
— Позволь мне подарить тебе всю свою нежность и ласку, сейчас…
Счастливо улыбаясь, Николь обвила его шею руками…
12
— Мартин, неужели Оливия имеет права на Роберта, после того как бросила его, добровольно оставив на мое попечение?
— Мне жаль расстраивать тебя, но это так.
Чем дольше Джейк разговаривал с адвокатом, тем меньше у него оставалось надежд на то, что с Оливией они справятся без особого труда. Свинцовая тяжесть все больше и больше пригибала плечи.
Мартину Николсону Джейк доверял полностью. Хотя ему тридцать лет и за его плечами не было богатого опыта, рвение и усердие, с которыми молодой человек брался за каждое дело, приятно удивляли Джейка. С детским личиком, в круглых очечках в тонкой металлической оправе Мартин Николсон напоминал акселерата-подростка, одетого, как Джон Леннон. Но внешний облик отступал на второй план, когда Мартин благожелательно разговаривал с людьми и поражал их глубоким знанием юриспруденции.
40 
