Особенно,... 
255 
Его сообщение, переданное через детектива из Нового Скотленд-Ярда, было кратким, но простым и понятным. Николас не желал кого-либо видеть. Вот и всё.
Валери сказала инспектору:
— У Алатеи родные в Аргентине. Мы должны им сообщить. Надо как-то устроить…
Линли ответил, что Скотленд-Ярд даст знать родным Алатеи, потому что один из офицеров уже отыскал их. Что касается остального, то им, наверное, нужно подождать, не найдётся ли тело.
Валери об этом не подумала: что тела может и не быть. Раз случилась смерть, значит, должно быть и тело, хотелось ей сказать, В конце концов, именно оно является неким знаком конца. А без него как горевать?
Когда Линли ушёл вместе с женщиной, которую он представил как Дебору Сент-Джеймс (неизвестную Валери, да и не имевшую значения в данный момент, а просто представлявшую собой некую фигуру, присутствовавшую в момент исчезновения Алатеи), Валери поднялась наверх и подошла к комнате Николаса. Остановившись перед дверью, она сказала:
— Мы здесь, милый. Твой отец и я. Мы будем внизу.
И оставила сына одного.
Всю эту долгую ночь они с Бернардом сидели в гостиной, и в камине горел огонь. Около трёх часов Валери показалось, что она слышит какой-то шум наверху, на втором этаже дома, но оказалось, что это просто ветер. Он унёс туман и нагнал дождь. Капли принялись равномерно колотить в оконные стёкла, и Валери смутно вспомнила какие-то слова о том, что ночная тоска проходит, а утро приносит радость. Вроде бы из молитвенника… Но эти слова никак не подходили к их случаю.
Они с Бернардом не разговаривали. Он четырежды пытался вовлечь её в беседу, по Валери лишь качала головой и вскидывала руку, заставляя его замолчать. Когда же Бернард наконец сказал: «Бога ради, Валери, должна же ты хоть немного поговорить со мной», она поняла, что, несмотря на всё то, что случилось в последние двенадцать или около того часов, Бернард действительно хотел поговорить о них самих. Да что такое происходит с этим человеком, устало спросила она себя. Но разве она не знала ответа на этот вопрос?
Лишь после наступления рассвета Николас вошёл в гостиную. Он двигался так тихо, что Валери не слышала его шагов, и лишь когда сын очутился прямо перед ней, она осознала, что это не Бернард вошёл в комнату. Потому что Бернард никуда не выходил, хотя она бы и этого не заметила.
Валери хотела встать. Николас сказал:
— Не надо.
Валери тихо произнесла: «Милый…», но сразу умолкла, когда Николас покачал головой. Он закрыл один глаз, как будто ему было больно от горевшего в гостиной света, и склонил голову набок, словно это могло помочь ему сфокусировать зрение.
— Я просто хотел… — сказал он. — Я не намерен.
— Что? — спросил Бернард. — Ник, я…
— Я не намерен снова за них браться.
— Мы не поэтому здесь, — возразила Валери.
— Так вы остались из-за того, что…
Губы у Николаса так пересохли, что казалось, ему трудно ими шевелить. Под глазами залегли глубокие тени. Волосы прилипли к голове. Очки были грязными.
— Мы здесь потому, что мы твои родители, — сказал Бернард. — Бога ради, Ник…
— Это я виновата, — сказала Валери. — Если бы я не пригласила этих людей из Скотленд-Ярда, не расстроила тебя, не расстроила её…
— Если кто-то и виноват, так только я, — заговорил Бернард. — Твоя мать тут ни при чём, Ник. Если бы я её не послушался и не затеял расследование, тем более что и причин-то никаких не было…
— Прекратите! — Николас вскинул руку, но тут же утомлённо уронил её. — Да, это ваша вина. Вы оба виноваты. Но теперь это не имеет значения.
Николас повернулся и вышел из гостиной. Они слышали, как он, тяжело шаркая, прошёл по коридору. А через мгновение начал медленно подниматься по лестнице.
Возвращаясь домой, они молчали. И, как будто зная, что они уже повернули на подъездную дорогу (может быть, она наблюдала с крыши башни, куда, как то знала Валери, она поднималась год за годом, чтобы шпионить за всеми), их ожидала Миньон. Она вполне разумно оставила в башне ходунки, понимая, без сомнения, что с фокусами покончено, и просто закуталась в шерстяное пальто, спасаясь от холода. Утро было ясным, как случается иногда после хорошего ливня, и солнце было ярким, как искренняя надежда, и оно бросало золотой осенний свет на лужайки и на оленя, щипавшего травку вдали.
Миньон подошла к машине, когда Валери выходила из неё, и спросила:
255 
