Особенно,... 
18 
Он сделал всего одну попытку, в самом начале их договорённости. Он подумал, что это может иметь какое-то значение — если она проведёт ночь с ним в Белгрейвии, что от этого исчезнет ощущение, будто их отношения ведут в тупик, — хотя и сам не был уверен до конца в том, что ему хочется этого. Но она ответила в той решительной манере, в какой обычно расставляла всё по местам, что обсуждать тут совершенно нечего. «Этого никогда не будет, Томас». И то, что она назвала его Томасом вместо куда более доверительного «Томми», что предпочитало большинство его друзей и коллег, сказало ему очень многое: что дом на Итон-террас до сих пор полон запахов его убитой жены, и через восемь месяцев после того, как она умерла на ступенях перед этим зданием, он не может заставить себя что-то изменить, и не хочет этого. Он был достаточно умён для того, чтобы осознать: вряд ли можно по-настоящему представить, что какая-то женщина будет спать в его постели, когда одежда Хелен всё ещё висит в гардеробной, когда флакончик духов Хелен всё ещё стоит на туалетном столе, где на щётке до сих пор виднеются несколько волосков Хелен. И пока Хелен присутствовала в этом доме, Томас не мог всерьёз надеяться на то, что может разделить свою спальню с кем-то другим, пусть даже всего на одну ночь. Так что он всё принял как должное, и когда Изабелла произнесла это слово: «Сегодня вечером?» — он отправился к ней, влекомый некоей силой, которая представляла собой одновременно и физическое влечение, и нечто вроде формы забвения, пусть очень краткого.
И этим вечером всё было так же. Днём они встречались с главой Независимой комиссии по проверке жалоб на полицию, по поводу иска, заявленного прошедшим летом неким адвокатом в пользу клиента, параноидального шизофреника, который выскочил прямо на середину лондонской улицы, когда за ним гнались полицейские. В результате он получил множественные внутренние повреждения и перелом костей черепа и теперь требовал денежной компенсации, и его адвокат был полон решимости этой компенсации добиться. Комиссия по проверке жалоб принялась сама изучать данный случай, что потребовало бесконечных встреч со всеми, кто был так или иначе вовлечён в историю; были изучены записи камер наружного видеонаблюдения, опрошены свидетели и так далее, и всё это — под пристальным вниманием лондонской бульварной прессы, с нетерпением ожидавшей, когда комиссия придёт к выводу о чьей-либо виновности или невиновности, или о должностном преступлении, или о несчастном случае, или о стечении обстоятельств, неподвластном чьей-либо воле, или что там ещё могло быть в выводах. Так что встреча прошла напряжённо. В результате и он сам, и Изабеллу были очень утомлены.
Она сказала это тогда, когда они уже шли по коридору, возвращаясь в корпус «Виктория»:
— Я бы хотела повидать тебя сегодня, Томас, если у тебя остались ещё силы. Ужин и секс. Очень хорошие бифштексы, очень хорошее вино, очень чистые простыни. Не из египетского хлопка, как ты, наверное, привык, но свежие.
За словами последовала улыбка, и снова в глазах Изабеллы мелькнуло нечто такое, чего он до сих пор не мог понять, несмотря на то что прошло уже три месяца с тех пор, как они впервые совокупились в бездушной спальне в её квартире на цокольном этаже. Если бы он не желал её вот так… Но это было связано с природным влечением, позволявшим Томасу верить, что он обладает этой женщиной, хотя на самом деле это она быстро завладела им.
План был предельно прост. Ей нужно было пройтись по магазинам, а он мог либо отправиться прямиком в её квартиру, воспользоваться своими ключами и ждать её возвращения; или же он мог сначала отправиться к себе домой, под тем или иным предлогом, чтобы как-то убить время и лишь потом поехать на мрачную улочку, расположенную между тюрьмой Уэндсуорт и кладбищем. Он выбрал второе. Это давало ему хотя бы видимость независимости.
Чтобы усилить эту иллюзию, он занялся делами: прочитал электронную почту, принял душ и побрился, ответил на звонок матери, беспокоившейся по поводу верхних воронок водосточных труб на западной стороне дома в Корнуолле.
— Как ты думаешь, лучше их заменить или можно отремонтировать? — спрашивала она. — Зима на носу, милый, и как только дожди усилятся…
Но это был лишь повод для звонка. На самом деле мать хотела выяснить, как у него дела, только она не любила задавать прямые вопросы. Она ведь отлично знала, что водосточные трубы нужно просто починить. Менять их было незачем, да и нельзя. В конце концов, их дом был памятником архитектуры. И пока они получили бы разрешение на замену труб, эти самые трубы уже рухнули бы им на головы. Потом они поболтали о семейных делах.
18 
