2 
Хозяйка принесла жбан борща, за ней последовала девка с тарелками и ложками.
— Кушайте, гости дорогие!
— Благодарствуйте, — ответил купец и, перекрестив рот, махнул стопку водки, после чего начал хлебать наваристый борщ. Возницы последовали его примеру.
Ночевал купеческий обоз на постоялом дворе. Акинфий и возницы спали непробудным сном — усталость и водка сделали свое дело. Но весна не дремала даже ночью, слегка растопив лед в бочке с устрицами.
Утром выспавшийся и довольный купец вышел на улицу. Светало, пахло свежестью, талым снегом и тем, что заставляет весной все живое пробуждаться и тянуться друг к другу.
Акинфий подошел к возу с «заграничным деликатесом», решив проверить его сохранность. И какого же было его изумление и негодование, когда он обнаружил, что верхний слой льда подтаял.
— Ах, вашу душу, богову мать! — ругался он. — Не уберегли!
Возницы бросились к своему благодетелю.
— Чаго, хозяин, стряслось-то?
— Ох! Прихватило теплом энтих французских улиток! Протухли небось! Что же делать мне? — сокрушался в сердцах купец.
— Да ты, хозяин, погодь причитать-то… Дай-кось глянуть-то… — Молодой возница открыл бочку и повел носом, стараясь уловить запах. — Ничего с ними не станется, чуть пованивают, делов-то… Не сокрушайся, хозяин. Может быть, повар-то графский не почует запашок?
— Ох, Матерь Божья! Как не почувствует? — удивился купец.
— Да так… Смотри, хозяин. — Возница запустил обе руки в бочку. — Сейчас перемешаем сверху-то, а под низом все в порядке. Чай не унюхает никто…
Купеческий обоз, наконец, достиг Калужской губернии. Через три часа езды по чавкающей лесной дороге, открылись графские поля и усадьба, величественно возвышавшаяся на холме, рядом с ней — домовая церковь.
Акинфий перекрестился.
«Вот и Астафьево-Хлынское… Господи помоги… — взмолился он. — Сделай так, чтобы графский повар и управляющий ничего не заметили и не почуяли. А я уж Господи, в церкву схожу, свечей самых дорогих поставлю, денег пожертвую. Чаго еще-то? — задумался купец. — Ну, словом, Господи сделаю много добрых дел…»
Господь услышал молитву купца, и повар не почувствовал специфического запаха устриц, а управляющий окончательно расплатился с ним за вовремя доставленный товар.
1
Калуга, 1832 год
Дуэль поручика Корнеева с прапорщиком Ярцевым, к счастью, не закончилась смертельным исходом: так, всего лишь, ранение шпагой в правое плечо. Но последствия для поручика, вышедшего из дуэли победителем, а надо сказать, он был отменным фехтовальщиком, оказались весьма печальными.
Корнеева отчислили из лейб-гвардии Семеновского полка, где служил он уже несколько лет, направив за проступок в Семнадцатый гусарский полк, что расквартировался недалеко от Калуги, в небольшом селении Красное Городище. Словом, сущая глухомань, и как вскоре выяснил Корнеев, таковых, как он, в полку было предостаточно.
Успокаивало лишь одно, что все могло быть гораздо хуже, но как говорится: как сложилось, так сложилось — на все воля Господа и военного начальства. Поручик принял перевод в калужскую глушь мужественно, постеснявшись обращаться за помощью к своему всесильному дядюшке, имеющему немалые связи в Санкт-Петербурге.
Через три месяца поручик Константин Корнеев свыкся с провинциальной жизнью. Правда, шампанского было меньше и отнюдь не французского производства, а калужского, и разливалось на заводе некоего местного графа. Оно было недурным и даже приличным, а уж наш герой знал толк в игристом напитке.
Вскоре Константин заметил, что и женщины Калужской губернии милы и привлекательны, правда, дуры дурами, но что поделать — не Москва и не Санкт-Петербург. Впрочем, глупых барышень и в столицах хватало сполна.
Так что поручик Корнеев расправил, как говорится, «грудь колесом» и получал удовольствия от жизни.
* * *
Дисциплина в гусарском полку явно хромала. Полковой командир был откровенно ленив и всячески пренебрегал своими профессиональными обязанностями, проводя время за карточной игрой или в заведении мадам Жужу, Венеры калужского масштаба.
Мадам Жужу, по паспорту Евдокия Жукова, — собственно, оттуда и Жужу, — вот уже пять лет содержала в Калуге небольшое заведение, особо почитаемое всем гусарским полком.
Молодые повесы, томимые скукой и бездельем — в 1832 году никаких боевых действий для полка, слава Богу, не предвиделось, — прожигали свою молодость в объятиях девочек мадам Жужу и исправно оставляли ассигнации за карточным столом.
2 
