Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
86 
– Помилуйте! Но я не продаю порошки убийцам! – возразил Веймар.
– Фрайшефена пытался убить слуга бургомистра. Думаю, вам бы в голову не пришло, как он может использовать проданный порошок, – пояснил Курт.
– Господин Курт! Вы, видимо, не в курсе: порошок стоит немалых денег и вряд ли по карману слуге. Я веду строгий учёт всех проданных лекарственных средств и уверяю вас – я не продавал ничего слуге бургомистра. Тем более, что это было бы неэтичным по отношению к моему коллеге, господину Фриделю, ведь именно к нему обращается бургомистр в случае необходимости.
– Да, господин Курт, это истинная правда. Открою вам секрет: между мной и господином Веймаром существуют определённые договорённости по поводу наших пациентов. Я не трогаю его, а он – моих. Это позволяет нам избегать излишних конфликтов.
Курт задумался.
– Хорошо, насколько я понял, порошки могут заказать только состоятельные горожане. Не так ли? – продолжал допытываться дотошный Курт.
Лекари одновременно кивнули в знак согласия.
– Значит, вы должны назвать мне имена всех тех господ, которые когда-либо приобретали у вас снотворное, – заявил Курт тоном, не терпящим возражений.
– С удовольствием, тем более что это не тайна. Завтра утром я подготовлю вам список всех, кто обращался ко мне в последнее время по поводу бессонницы или нервных расстройств.
– Да, и одна просьба, господа, – заметил Курт, – не болтайте лишнего, а то так недолго и перед фемом предстать!
Фридель побледнел и схватился за сердце.
Глава 7
Веймар, как человек аккуратный и обязательный, прислал обещанный список в дом бургомистра рано утром, когда он и фрайшефен ещё почивали.
Курт, воспользовавшись тем, что господа ещё спят, устроился в зале, в кресле рядом с камином, и развернул свиток, испещрённый ровным, убористым почерком лекаря Веймара.
«Да, достаточно состоятельных горожан страдают бессонницей… – подумал он, насчитывая пятнадцать человек по списку. – И что мне это даёт? – далее размышлял майордом. – У кого из них были явные причины убить фон Брюгенвальда?»
Курт ещё раз пробежал глазами по пергаменту: получалось, что все перечисленные люди не имели ни малейшего отношения к фрайшефену. Насколько помнил Курт – а память у него была отменной – в Мюльхаузене было не так много громких фемов, завершившихся смертным приговором. Да и были они достаточно давно – последний шесть лет назад.
«Неужели тот, кто хотел отомстить, ждал так долго? Нет, что-то здесь не то… Не сходится…»
Неожиданно глаза Курта остановились на имени Хиллера Боргофорте.
«Кто бы мог подумать, что настоятель храма Святой Каталины страдает потерей сна… Может, совесть не чиста? Или наслушается исповедей горожан, что потом заснуть не в силах?..»
У Курта возникло неприятное чувство.
«Так ведь я исповедался ему прямо перед убийством Одри! Что я ему тогда сказал… Да, вроде, ничего особенного: про грехи молодости в основном… И что-то ещё говорил… Точно, точно, говорил, но не помню, о чём… Странно, память у меня отменная… Ничего не понимаю…»
* * *
Фрайшефен и бургомистр пробудились лишь к полудню. Бургомистр вообще не помнил ничего, считая, что прекрасно выспался после выпитого вина из подвалов своего зятя.
Эрик же, отлично помня блеснувшее лезвие кинжала в руках слуги, попытался разобраться в случившемся и обсудить это с Куртом. Майордом, в свою очередь, посвятил господина в предпринятые им меры и показал список с именами пятнадцати горожан. Высказанная им догадка, что покушение – это запоздалая месть, не нашла поддержки у фрайшефена. Они оба понимали, что здесь не всё так просто, как кажется на первый взгляд.
Более всего Курта смущало то, что он как человек, редко исповедующийся и не страдающий потерей памяти, отчего-то не помнит того, во что посвятил настоятеля Хиллера. И это давало повод для размышлений.
Смутно Курт понимал, что Хиллер не так прост – уж очень он быстро преуспел в забытом Богом Мюльхаузене, где царило учение вальденсов и небезызвестный отец Конрад чуть не сжёг добрую половину города по обвинению в ереси.
Теперь же Мюльхаузен – оплот Римской церкви, а храм Святой Каталины – чуть ли не местный Ватикан.
Курт вспомнил, как он собственноручно отстегнул напоясный кошель, набитый серебром и положил его на поднос клирика в храме после проповеди. Почему он это сделал? Курт не находил ответа… Он никогда не жертвовал на церковные нужды такие суммы, ну разве что пару-тройку серебряных монет, не более. Затем Курт попытался припомнить саму проповедь, но и это ему удавалось с трудом…
86 
