– В них ведь тоже речь идет об Иисусе?
– Да, но в том Иисусе, которого описывают они, очень трудно узнать библейского Иисуса. Тот Иисус сильно отличается от смертных, которых он пришел спасти. Евангелие от Фомы, моя любимая рукопись Наг-Хаммади, утверждает, что Иисус – это проводник, который поможет вам понять, сколько у вас общего с Богом. Следовательно, если вы были гностиком, вы понимали, что дорога к спасению у каждого своя.
– К примеру, донорство сердца?…
– Именно.
– Ого! – с наигранным удивлением воскликнула я. – И почему этому не учат в воскресных школах?
– Потому что официальная церковь ощущала угрозу со стороны гностиков. Она провозгласила их Евангелия ересью, и тексты Наг-Хаммади были похоронены на две тысячи лет.
– Отец Райт сообщил нам, что Шэй Борн цитировал Евангелие от Фомы. По-вашему, где он мог найти этот тест?
– Может, прочел мою книгу, – с широкой улыбкой ответил Флетчер, и зал взорвался смехом.
– Как вы считаете, доктор, можно ли считать действительной религию, которую исповедует всего один человек?
– У индивида может быть религия, – ответил он. – У него не может быть религиозного института. Но мне кажется, что Шэй Борн очень близок к той традиции, которой придерживались христиане-гностики около двух тысяч лет назад. Не он первый отказывается цеплять на свою веру ярлык. Не он первый обнаружил путь к спасению, отличный от общепринятого. И уж совершенно точно не он первый желает пренебречь телом и в буквальном смысле использовать его как инструмент для поиска божественного в самом себе. И если у него нет церкви с белым шпилем или храма с шестиконечной звездой, это еще не означает, что его верования не имеют ценности.
Я сияла от радости. Флетчер говорил интересно и понятно и не создавал впечатления безумного левака. По крайней мере, мне так казалось, пока судья Хейг не вздохнул и не объявил перерыв до завтрашнего дня.
Люсиус
Когда Шэя привели с первого заседания, я рисовал у себя в камере. Выглядел он подавленным и отрешенным, как и все мы после судов. Я целый день писал портрет и в целом остался доволен результатом. Когда Шэя вели мимо, я оторвал взгляд от холста, но заговорить не решился. Пускай возвращается к нам, когда сам того захочет.
Не прошло и двадцати минут, как по ярусу разнесся долгий, протяжный вопль. Поначалу я решил, что Шэй плачет, давая выход накопившемуся стрессу, но вскоре понял, что звук доносится из камеры Кэллоуэя Риса.
– Ну же! – причитал он, колотя кулаками в дверь камеры. – Борн! – взывал он. – Борн, помоги мне.
– Оставь меня в покое, – ответил Шэй.
– С птицей что-то случилось, приятель. Не просыпается.
То, что Бэтману-малиновке вообще удалось прожить несколько недель на хлебных корочках и крупицах овсянки, само по себе было чудом. Не говоря о том, что он уже однажды перехитрил смерть.
– Сделай ему искусственное дыхание, – посоветовал Джоуи Кунц.
– Птице нельзя сделать искусственное дыхание, идиот! – рявкнул Кэллоуэй. – У нее же клюв.
Я отложил самодельную кисточку (комок туалетной бумаги) и направил отполированный до зеркального блеска черенок так, чтобы видеть происходящее в камере. Птичка лежала без движения на гигантской ладони Кэллоуэя.
– Шэй, – взмолился он, – пожалуйста!
Ответа не последовало.
– Передай его мне, – сказал я, опускаясь на корточки с леской в руке.
Я переживал, как бы птица не оказалась слишком крупной, чтобы протиснуться в щель, но Кэллоуэй обернул ее в платок, завязал узелок и передал хрупкий груз по широкой арке над помостом. Я связал свою леску с его и осторожно подтащил тельце.
Не сдержавшись, я все же отвернул край платка. Веко Бэтмана стало фиолетовым и покрылось сеткой морщинок, перья на хвосте растопырились веером. Крохотные крючочки на кончиках лапок были острыми, как иголки. Когда я их коснулся, птица не пошевелилась. Я положил указательный палец под крылышко (у птиц ведь сердце там же, где у нас?), но ничего не почувствовал.
– Шэй, – тихо сказал я. – Я понимаю, что ты устал. И что у тебя своих проблем по горло. Но я прошу тебя, хотя бы взгляни.
Прошло целых пять минут – достаточно, чтобы потерять надежду. Я снова завернул птицу в тряпочку и, привязав к кончику лески, забросил на помост, откуда ее мог забрать Кэллоуэй. Но прежде чем наши лески сплелись, откуда-то сбоку выскочила еще одна – и Шэй перехватил птицу.