Праздники в резиденции Цутимикадо продолжались. Нынешнее празднество возглавлял господин Еримити, назначенный временным управляющим делами дворца престолонаследника.
Нефритовая госпожа расположилась на помосте. Церемониальный занавес, отделявший госпожу от гостей, был расписан в тонах преющей листвы.
Фрейлины в пурпурных нарядах во главе с Мурасаки стояли подле помоста, покуда гости преподносили императрице дары. Еримити поочерёдно подпускал дарителей к помосту…
Мурасаки обратила внимание на серебряный ларец для одежд, украшенный изображением морских волн и прибрежных гор, подаренный госпоже неким сановником.
И вот, наконец, приближался день приезда государя. Дворец подновляли, приводили в порядок, украшали гирляндами из искусственных цветов. Кругом стояла суета.
Мурасаки, утомлённая постоянными заботами, решала пройтись по берегу озера. Стая уток, поселившаяся в здешних местах, тотчас подплыла к ней, всем своим видом выпрашивая угощения. Мурасаки пожалела, что не взяла собой вчерашних лепёшек. Так она шла вдоль берега – утки настойчиво плыли за ней – размышляя о своей жизни.
Мурасаки пришла к выводу, что теперешняя жизнь в Цутимикадо утомила её: она пребывала вдали от столицы, вдали от дочери, довольствовалась редкими любовными встречами с регентом. Ей хотелось бросить всё и вернуться в свой дом, заняться воспитанием дочери, вернуться к написанию романа о Гензи. В последнее время она не брала в руки кисть…
За размышлениями Мурасаки не заметила, как взошла на изогнутый китайский мостик, перекинутый через узкую часть озера. Она ещё долго стояла и смотрела на водную гладь, которую изредка прорезали плавающие утки.
В это день Нефритовая госпожа вела себя особенно капризно. Угодить её не представлялось возможным. Мурасаки понимала, что Акико боится встречи с императором. Она, как могла, старалась успокоить свою госпожу.
– Я заметно округлилась телом после родов, – сетовала она, рассматривая своё отражение в серебряном зеркале.
– Вам это очень идёт. Теперь вы – матушка наследного принца, – невозмутимо вымолвила Мурасаки. Остальные фрейлины не преминули это подтвердить.
– Однако лицо у меня подурнело… Нос заострился… Кожа бледна… – печально произнесла Нефритовая госпожа и тяжело вздохнула. – Я подурнела, потолстела… Что скажет император? Наверняка, он станет сравнивать меня с новой наложницей. Этой ненавистной мне Мизутамой!
– Я сделаю вам искусный грим, – пообещала старшая фрейлина, – он скроет бледность вашей кожи. Пройдёт ещё немного времени и к вам окончательно вернуться жизненные силы. А Мизутама – всего лишь наложница. Вы же – Нефритовая госпожа…
Акико с благодарностью взглянула на Мурасаки.
– Ты всегда находишь нужные слова… Не даром пишешь роман… Кстати, я давно не слушала похождений моего любимца Гензи.
– Во время пребывания в Цутимикадо я почти что ничего не писала, моя госпожа… Сначала я слишком волновалась за ваше здоровье, а затем празднества меня поглотили полностью… – призналась старшая фрейлина.
– Я очень волнуюсь, предвкушая встречу с императором… Поэтому сегодня вечером желаю отвлечься и послушать о похождениях бастарда!
Мурасаки поклонилась.
– Как прикажете, госпожа. Я могу прочесть вам главу, которую написала ещё в Хэйане…
В это вечер Нефритовая госпожа насладилась главой под названием «Праздник алых листьев».
«…Под сенью высоких деревьев, убранных багряными листьями, собралось сорок музыкантов. Невыразимо сладостно пели флейты. Им в соснах вторил ветер… Он гулял над землей, словно вихрь, прилетевший с далёких гор. Он срывал и увлекал за собой листву. В её багряном окружении лик Гензи был так прекрасен! Листья почти осыпались с ветки, украшавшей его причёску. Поэтому некий молодой придворный поспешил заменить её сорванной в дворцовом саду хризантемой…» [71]
* * *
На следующий день, рано утром в час Зайца, Митинага со всем тщанием осматривал окрестности резиденции. Он прошёлся вокруг озера, заглянул в ближайшие павильоны, и распорядился подогнать две новые лодки к берегу: на носу одной из них красовался деревянный красный дракон, на другой – цапля. Они выглядели словно живые.
Прибытие императора в Цутимикадо ожидалось к восьми утра. Дамы, поднявшись непривычно рано, приводили себя в порядок. Однако Мурасаки, хорошо изучив привычки столичного двора, пребывала в уверенности, что император непременно опоздает. Поэтому она не слишком торопилась со своим туалетом.