Готовила она редко. Не потому, что не умела, а просто легче было разогреть очередной полуфабрикат. Если дело не касалось театра, Мадди предпочитала не затруднять себя проблемами, особенно бытовыми.
Она подошла к своему дому и сразу услышала, что в квартире на первом этаже громко ссорятся супруги Джанелли. Их крики разносились по всему лестничному пролету. Мадди вспомнила о почте, сбежала вниз на пол-этажа, выбрала из связки маленький ключик и открыла почтовый ящик. Забрав открытку от родителей, два счета и еще какие-то конверты, она снова побежала наверх.
На площадке второго этажа сидела, положив на колени учебник, недавно вышедшая замуж девушка из 242-й квартиры.
— Как успехи в английском? — спросила ее Мадди.
— Вроде неплохо. Думаю, я получу сертификат к августу.
— Потрясающе! — Мадди она показалась грустной. — А как дела у Тони?
— Он прошел отбор на ту пьесу в экспериментальном театре. — Девушка улыбнулась и сразу преобразилась. — Если сдаст пробу по вокалу, то сможет оставить работу официанта по вечерам. Он говорит, успех ждет нас буквально со дня на день.
— Здорово, Энджи. — Мадди не стала ей говорить, что бродячих артистов успех всегда ждет буквально со дня на день. На самом деле его приходится ждать годами. — Извини, но мне нужно бежать. Жду гостя к обеду.
За дверью квартиры на третьем этаже гремела рок-музыка и раздавался топот ног. Репетирует артистка диско, догадалась Мадди и взлетела на следующий этаж. Порывшись в сумке, она нашла ключ и влетела в свою квартиру. До назначенного времени оставался всего час.
По дороге на кухню она включила стерео и с размаху бросила на пластиковую стойку сумку с продуктами. Очистив две картофелины, она сунула их в духовку, не забыв включить ее, свалила в мойку овощи.
Внезапно у нее мелькнула мысль немного прибрать. Пыли было не так уж много, хотя столы завалены всякой всячиной, так что пыли просто не видно. Про ее квартиру можно было сказать, что в ней царит полный кавардак, но никто не назвал бы ее скучной и заурядной.
Большую часть обстановки и убранства она приобрела на театральных распродажах. Когда какое-нибудь шоу закрывалось — особенно после провала, — его реквизит продавался с огромными скидками. Для нее все эти вещи были воспоминанием, поэтому даже после того, как она стала регулярно получать зарплату, не меняла их на что-нибудь более новое или модное. Красные шторы с потрясающим рисунком достались ей от пьесы «Лучший маленький бордель в Техасе». Диван с резной деревянной спинкой и твердыми подушками тоже продавался после провала постановки, название которой она даже не помнила, но говорили, что когда-то он входил в гостиный гарнитур «Моей прекрасной леди». Мадди предпочитала этому верить.
Столы и стулья были собраны, что называется, с бору по сосенке, потому здесь мирно соседствовали образцы различных эпох и стилей, что ее вполне устраивало. По стенам были развешаны афиши спектаклей, в которых она участвовала, а также тех, на которые не прошла отбор. Из множества комнатных растений уцелело одно — азалия в ярком горшке, да и та балансировала на грани между жизнью и смертью.
Самым ценным имуществом Мадди считала ярко-розовую неоновую вывеску с ее именем. Эту вывеску прислал ей Трейс, когда она получила первую работу в кордебалете на Бродвее. Ее имя в огнях! Мадди, как обычно, включила ее и подумала, что, хотя брат редко ее навещает, он не дает о себе забыть.
Решив, что не стоит тратить время на уборку, ибо через один-два дня все снова придет в беспорядок, Мадди освободила от одежды два стула, сложила в стопку журналы и нераспечатанную почту и на этом успокоилась. Главнее было постирать одежду для танцев.
Налив в ванну горячую воду с горстью стирального порошка, она бросила в нее гамаши и трико, в которых сегодня занималась. Немного поразмыслив, отправила туда же платье для репетиций, ленточку для волос и вязаные чулки. Потом закатала рукава длинного джемпера и принялась стирать, полоскать и отжимать. Покончив со стиркой, она развесила вещи на веревки для белья, которые собственноручно натянула над ванной.
Ее ванная комната была не больше туалета. Повернувшись, в зеркале над раковиной она увидела свое лицо. Зеркала были неотъемлемой частью ее жизни. Порой Мадди по восемь часов танцевала перед ними, изучая, запоминая и отрабатывая каждое движение тела.
Сейчас она рассматривала свое лицо — что ж, довольно изящные скулы, приятные черты. Чаще всего в ее адрес звучали комплименты вроде «пикантная мордашка» или «свежая, как персик», чем она была обязана слегка заостренному книзу овалу лица, большим глазам и гладкой нежной коже. «Что ж, пусть я не первая в мире красавица, но и не дурнушка!»