— С каких это пор в тебе взыграли благородные чувства? — с яростной издевкой спросил Вазген.
— С тех пор, как я поговорил с твоей женой. Я преклоняюсь перед ней, но домогаться ее не собираюсь. Ты слышишь меня или слушаешь только голос своей глупой ревности?
— А что ты говорил мне на катере? Забыл?!
— Так надо было, — буркнул Смуров и отвернулся.
Трудно было внушить что-либо человеку, который находился в состоянии близком к исступлению, плохо себя контролировал, кем двигало лишь безрассудное желание немедленно излить свой гнев. И все же внезапное озарение постигло Вазгена; возможно, сказалось всесильное обострение всех его чувств; он застыл, отказываясь принимать правду, но недавние события теперь четко выстраивались в одну логическую цепь. Он вспомнил, как Смуров не выстрелил в него на острове, хотя ничто не мешало ему это сделать, как вывел его своей угрозой из смертной отрешенности, как Алеша сказал, что Вазген обязан своим спасением Насте.
— Постой… Это что же получается? — пробормотал он. — Да нет, не может быть. Ерунда какая-то… Выходит, ты… ты меня вытянул?
— Иди ты к черту, Ароян! Глаза бы мои тебя не видели, — сказал Смуров.
Вазген вглядывался в него и видел своего недруга в новом свете, как будто смотрел на него под другим углом. Все было совсем не просто, совсем не так, как он представлял, а ведь он считал, что разбирается в людях, он — командир, человек с солидным опытом общения с людьми. То, что казалось еще сегодня неопровержимым и бесспорным, разбилось с легкостью обо что-то очень глубокое и прочное, по сравнению с чем его поведение выглядело как запальчивое мальчишество. Вспыльчивость, неподобающая взрослому человеку задиристость сослужили ему плохую службу. Алеша, несомненно, оказался мудрее и терпимее.
— Послушай… — он отошел, потоптался в стороне и снова вернулся, — а зачем нам, собственно, враждовать? Ну не любишь ты меня, и бог с тобой. Будем хотя бы союзниками. Как тебе мое предложение? А? Давай соглашайся. — Он протянул Смурову руку.
Тот медлил, видимо испытывая некоторые сомнения, но все же протянул в ответ свою.
— Ну, вот и отлично! — улыбнулся Вазген.
— Это мне подходит, — сказал Смуров, избегая, однако, смотреть ему в глаза, — мне как раз нужна твоя помощь. У меня созрел план относительно Алеши. Настя рассказала мне о его неприятностях. Придется снова прибегнуть к шоковой терапии. Боюсь только, что он меня убьет.
— Хочешь и его заставить ревновать?
— Нет, в данном случае это не поможет. Вот что я задумал…
Вазген, выслушав его, покачал головой:
— Опасное предприятие, я бы на такое не решился, но ты прав — это, пожалуй, сработает. Можешь на меня положиться, сделаю все в лучшем виде.
Заговорщики снова пожали друг другу руки и расстались.
* * *
Алексей сошел на берег только через три дня. Обстоятельства складывались для Вазгена удачно: ему удалось перехватить Вересова на пирсе в Новой Ладоге, прежде чем самому уйти в плавание.
Алексей, приволакивая ногу, спускался по трапу в сопровождении Воробьева. Выглядел он плохо: щеки запали, в глазах — лихорадочный блеск.
— Вазген Николаевич, — пожаловался Воробьев, — повлияйте хоть вы на командира. На море качка, на здоровых-то ногах не всегда устоишь. По всему видно, что Алексей Иванович не долечился, терпит, зубами скрипит, не нравится мне его состояние. Надо бы его к врачу.
— Поедем, я отвезу тебя в госпиталь. Надо показаться врачам, — настойчиво взялся за друга Вазген.
— Не поеду, и ты знаешь почему, — угрюмо отозвался упрямец.
— Хорошо, едем в Ириновку, ты болен, старик. Возможно, рана нагноилась. Силой тебя везти, что ли?
Алексей присел на чугунный кнехт, вытянув больную ногу.
— А впрочем, ладно, поедем в тридцать четвертый, — сказал он, — до Ириновки далеко, а нога и впрямь сильно болит. Глупо от кого-то скрываться, к тому же мне давно безразлична та история.
— Это ты о Лежнёвой? Так ее там нет, — брякнул Вазген совершенно непроизвольно, так как уже решил, что задуманный план придется отложить — нездоровый вид Алексея заставил его серьезно забеспокоиться.
— Как — нет? Где же она? — спросил тот и впился в друга настороженным взглядом.
Вазген понял, что дал маху, и попробовал исправить свою оплошность:
— Леш, сейчас это не важно. Оставим все вопросы на потом. Первым делом надо позаботиться о твоем здоровье.