63 
— Извините, вы… вы — Максим Смирнов? — с замиранием спросила она.
— Он самый, — нехотя подтвердил тот.
— Ой! — девушка покраснела, мучительно смешалась, суматошно полезла к себе в сумочку. — Можно взять у вас автограф? — К всеобщему удивлению она извлекла фотографию Максима, которая была аккуратно вложена в прозрачный кармашек бумажника, очевидно, девушка всегда держала портрет при себе.
— Пожалуйста. Как вас зовут? — Максим взял у нее ручку.
— Варя. Варвара, — торопливо поправилась она. — Что у вас с руками?! Какой ужас! Ваши бинты сбили меня с толку, а то бы я вас сразу узнала.
— Ничего серьезного, несколько царапин. — Неудивительно, что она не узнала изможденного небритого мужика с перебинтованными руками.
— Слава богу! А у меня есть почти все записи ваших концертов, и видеозаписи! — выпалила девушка. Она выглядела совсем молоденькой и легко смущалась.
— Правда? — принужденно улыбнулся Максим. Он и сам ощущал себя неловко в подобных ситуациях и не знал, что говорить. К тому же пока недостаточно хорошо себя чувствовал, голова гудела, ему было трудно сосредоточиться и поддерживать беседу. Он предпочел бы сейчас вообще ни с кем не разговаривать. Спутники его ехидно молчали и разглядывали церковь с усиленным вниманием. Ярослав с фотоаппаратом в руках выбирал наилучший ракурс для снимков памятника. — Значит, вы любите фортепианную музыку? — вяло поинтересовался Максим, глядя на Варю больными глазами.
— О, обожаю! А ваше исполнение затрагивает меня до глубины души. Я ведь тоже в некотором роде музыкант. — Она снова зарделась и уперлась взглядом в землю.
— Неужели? И на чем играете? — равнодушно спросил Максим.
Девушка обернулась и посмотрела на стоящий неподалеку величественный белокаменный храм.
— На колоколах, — просто сказала она. — Я звонарь в храме. А в свободное время работаю гидом.
Мужчины как по команде повернулись к Варваре и воззрились на нее.
— Девчата отжигают! — брякнул Ярик. — Девушка-звонарь?! Разве такое бывает?
— Ой, что вы! Это давно не редкость, — всплеснула руками Варвара и покраснела еще больше. — Я специально училась в школе звонарей, и вместе со мной посещали занятия еще несколько девушек.
— На монашку ты не похожа, — фамильярно определил Ярик.
— Я не монахиня. Работаю, как видите, еще и учусь заочно на искусствоведа.
У Максима рассеялась больная накипь в глазах, теперь он смотрел на Варю с интересом.
— А нельзя ли послушать перезвон? Хотелось бы попасть на колокольню, посмотреть, как вы работаете. — Он корыстно решил использовать восхищение, которое выказывала ему девушка. В нем мгновенно проснулся галантный кавалер, как почти в любом мужчине, желающем произвести впечатление на женщину.
— Ой! — заволновалась Варя. У нее любое движение чувств начиналось с «ой», смятения, волнения; ее порывам, видимо, всегда требовалось некоторое время, чтобы устояться. — Я не могла предположить… Это так неожиданно… А вдруг вам не понравится! — не на шутку испугалась она.
— Исключено! Я не хочу вас стеснять, но было бы чудесно…
— Конечно, конечно! Что за вопрос? Сегодня суббота, буду звонить к всенощной. Приходите, я встречу вас у храма и проведу на колокольню, — выдохнула Варя, будто кинулась головой в омут, повернулась и быстро пошла прочь, совершенно позабыв о своих обязанностях гида.
За день путешественники успели нагуляться, повидать и узнать много полезного. Они пообедали в хорошем ресторане и загодя пришли на условленное место. Веренский почему-то и тут уперся, заявил, что в храм не войдет. Он сел поодаль на скамейке с упрямым видом. Мужчины решили оставить его в покое.
— Что ж, дожидайтесь нас здесь, — согласился Михалыч, но сам пристально присматривался к Веренскому. Тот нервничал, грубил, косился на стены храма с неприкрытым страхом.
Вскоре появилась Варвара и повела мужчин за собой по узкой лестнице на высокую колокольню с пристроенной звонницей, оттуда открывалась круговая панорама города, сомлевшего в тепле и сочной зелени; в нем царствовали тишина, мудрый покой, безветрие. У Максима и Ярика, жителей столицы, появилось давно забытое ощущение вневременности, неспешного течения жизни.
— Земная красота! — Михалыч переходил от одной арки к другой, любуясь тихой прелестью окрестностей. — Отрадно сознавать, что люди умеют творить красоту. К прискорбию нашему, они же ее и разрушают.
63 
