Последние отзывы

  32  

Он шел ко мне с протянутой рукой, я невольно пятился, опрокинул стул.

— Ну что же ты, ресторанный пианист, струхнул не на шутку? А может, не надо тебе на большую сцену? Продолжай бренчать в ресторане — под чавканье, топот, пьяный смех, радуйся, когда тебе подносят рюмку и суют стольник в карман от щедрот своих. А потом пропьешь те деньжата втихаря, чтобы жена не узнала, ведь так? Я в чем-то ошибаюсь?

Я живо представил все, что он говорил. А потом увидел себя в огромном концертном зале, на сцене, рояль завален цветами, розы падают к моим ногам, я раскланиваюсь, публика беснуется от восторга, вспыхивают нацеленные на меня камеры репортеров… Неужели все это близко, на расстоянии вытянутой руки?

Судите сами: возможно ли отказаться от столь чарующего видения?..

Я медленно поднял руку и вложил ее в страшную когтистую лапу.

— Вот и славно, — сказал Себ.

Его глаза, где царила ночь и тлел неземной огонь, оказались совсем близко. Я почувствовал, как язычки черного пламени, подобно изворотливым змеям, расползлись по всем моим венам, сосудам, ввинтились в мозг, стали частью моего естества. Огонь этот не грел, но наполнял каждую клеточку моего тела тяжелой энергией. Она не давала радости, но какая-то странная, надменная сила росла в моей груди. Я чувствовал, как дух мой крепчает, набирает незнакомую доселе мощь, как растет во мне презрение к жалким людишкам, которые меня не замечали. Они были глупы, бездарны, а я всесилен; я мог топтать их, давить, теперь мне ничего не стоило отомстить за свое унижение.

Восхитительное сознание собственного превосходства вознесло меня над людьми и обстоятельствами. Мне все было по плечу.

Я выпрямился и уже смотрел на Себа без страха.

— Вот и все, — произнес тот и выпустил мою ладонь. — Видишь, как легко это делается. Теперь ты сможешь покорить мир своей игрой. Только не обольщайся, таланта я тебе не дал, я могу многое, но не все подвластно отверженным. — Он устремил вновь воспламенившийся взгляд в невидимую даль, на лице проступило выражение неукротимого злобного упрямства. — Тиран по-прежнему торжествует. О, как я их всех ненавижу! Но недолго им осталось распоряжаться. Всему приходит конец, вот чего они не учли — великие мудрецы, созидатели. — Он остановил на мне отрешенный, еще горящий ненавистью взгляд, несколько минут разглядывал, потом язвительно расхохотался: — А ты мне нравишься, музыкант. Такие, как ты, вселяют надежду. Ты ведь безбожник и карьерист. Тебя не пугает отсутствие таланта, тебе плевать на истинное искусство. Тебе плевать на истинное. Не опускай глаза, не надо ложной скромности. К тому же, кто сказал, что правы они, а не мы? Гордись собой, мой дерзновенный друг. Успех, власть, независимость, свободная воля должны править в мире. Знай, мы в конце концов победим! Их нудный, хваленый порядок давно себя изжил.

С восторгом победителя я впитывал в себя его слова.

— Итак, прощай, — сказал Себ и завернулся почти до бровей в свою черно-красную мантию. — Завтра в это же время я жду тебя здесь с книгой. И учти — обманывать меня нельзя. Не советую. Должок рано или поздно придется вернуть. А ждать я умею. Впрочем… — он тоскливо вздохнул и прямо на глазах начал растворяться в воздухе, — …время невыносимо… как и бесконечность.

Слова распылились в пространстве, пропала тень, последними потухли зрачки, и я остался стоять посреди комнаты один.

Веренский надолго замолчал, отдавшись течению безрадостных мыслей. Сила Михалыч выглядел не менее удрученным. Максим кусал в нетерпении губы. Он не хотел подгонять рассказчика, но желание узнать подробности о несчастье с Лизой пересиливало деликатность.

Неожиданно вернулся изгнанный Ярик:

— Макс, кранты! Венька с Люськой заявились, причем не одни. С ними толпа репортеров. Павел, балбес, что-то ляпнул лишнее, а девчонки сделали свои выводы. Насторожились, что я охрану отослал, да еще все концерты отменил. Они решили, что дело нечисто, и приехали нас спасать. Газетные ищейки на взводе, собрались у порога.

Максим застонал и упал на подушки.

— Ярик, уладь это как-нибудь. Пусть они все уедут.

Предпринять, однако, ничего не успели: в коридоре раздался дробный стук каблучков. Венера с видом воительницы направилась прямо к ложу больного; Людмила, не столь боевая по натуре, заискивающе взяла под руку Ярослава.

— Макс, ты весь горишь! — воскликнула Венера после того как покрыла чело молодого человека бурными поцелуями. — Есть в этом захолустье врачи? Надо немедленно вызвать бригаду.

  32