Судья поворачивается к Уэйду Престону.
— Мистер Престон, вы затронули интересную тему. Не уверен, что в дальнейшем не пожалею о том, что не развил ее, но миссис Моретти права. Назначение опекуна-представителя предполагает наличие хотя бы младенца, поэтому ваше ходатайство я вынужден отклонить. Однако касательно этого суда в наших интересах защитить невинные жертвы, посему я сам выслушаю всех свидетелей и возьму на себя роль опекуна-представителя. — Он поднимает глаза. — Мы готовы назначить дату слушания?
— Ваша честь, — отвечает Анжела, — моей клиентке сорок один год, ее жене почти тридцать пять. Эмбрионы уже около года находятся в криокамере. Мы бы хотели, чтобы дело слушалось как можно скорее, чтобы увеличить шансы удачной беременности.
— Похоже, хотя бы в одном мы с миссис Моретти единодушны, — вмешивается Уэйд Престон. — Хотя мы желаем, чтобы этот спор разрешился как можно быстрее по другой причине: эти дети заслуживают того, чтобы расти в любящей традиционной христианской семье.
— Есть и третья причина для своевременного слушания этого дела, — заявляет судья О’Нил. — В конце июня я выхожу на пенсию, и мне бы очень не хотелось, чтобы моему преемнику пришлось подчищать за мной хвосты. Назначим слушание через пятнадцать дней. Надеюсь, обе стороны успеют подготовиться?
Когда судья покидает зал суда, я поворачиваюсь к Анжеле.
— Это хорошо, верно? Мы выиграли ходатайство?
Но она настроена менее оптимистично, чем я ожидала.
— Технически да, — признает она. — Но мне не нравятся слова судьи о невинных жертвах. Как по мне, попахивает предвзятым отношением.
Мы замолкаем, когда к нам подходит Уэйд Престон и передает Анжеле лист бумаги.
— Список ваших свидетелей. — Она просматривает документ. — Вы не переусердствовали?
Он кровожадно усмехается.
— Это еще цветочки, дорогая.
В пятницу Люси опаздывает на занятие на пятнадцать минут. Я объясняю это тем, что мы перебрались в фотостудию на третьем этаже, — я и понятия не имела о существовании подобного кабинета.
— Здравствуй, — приветствую я, когда она заходит. — Не смогла сразу найти, да?
Люси молчит. Садится за парту, достает книгу и погружается в чтение.
— Ладно, ты продолжаешь на меня злиться. Ты очень ясно даешь это понять. В таком случае давай об этом поговорим. — Я подаюсь вперед, мои руки зажаты между коленями. — Для пациента вполне естественно неверно истолковывать свои отношения с терапевтом, Фрейд даже называл это ключом, который может помочь найти корни недовольства человека, кроющиеся в его прошлом. Может быть, мы можем конструктивно взглянуть на причины, по которым ты хочешь, чтобы я была твоим другом? Как это характеризует тебя в настоящий момент? Чего ты сейчас хочешь?
С непроницаемым лицом Люси продолжает листать книгу, это сборник рассказов Антона Чехова.
— Занимаешься русской литературой? — высказываю я догадку. — Впечатляет.
Люси не обращает на меня никакого внимания.
— Я никогда не изучала русскую литературу. Слишком скучно. Мне с головой хватает того, что написано на английском. — Я тянусь за гитарой и наигрываю «Славянский марш», минорный набор нот. — Если бы мне довелось сыграть русскую литературу, наверное, получилось бы нечто подобное, — задумчиво говорю я. — Единственное «но» — нужна скрипка.
Люси захлопывает книгу, бросает на меня испепеляющий взгляд и кладет голову на стол.
Я придвигаю свой стул поближе к ней.
— Если не хочешь говорить, что тебя тревожит, может быть, хочешь сыграть?
Молчание.
Я тянусь за джамбе, зажимаю инструмент между коленями и поворачиваю таким образом, чтобы она смогла на нем играть.
— Ты так злишься? — спрашиваю я, легонько стукнув по барабану. — Или так? — Теперь я ударяю сильно, всей ладонью.
Люси продолжает смотреть в противоположную сторону. Я начинаю отбивать ритм «там-там-там-ТАМ, там-там-там-ТАМ».
В конце концов я останавливаюсь.
— Если не хочешь разговаривать, может быть, сегодня просто послушаешь?
Я кладу плеер на переносные колонки и ставлю музыку, на которую у Люси раньше наблюдалась реакция — либо положительная, либо отрицательная. На этот раз я просто хочу ее подразнить. По-видимому, мне удалось пробить ее защитный панцирь, потому что она нагибается и роется в рюкзаке. Через секунду она достает скомканную тряпку, отрывает от нее два клочка, скатывает их в шарик и затыкает уши.