Донна Изабелла восприняла внезапное появление сына спокойно, словно и не сомневалась, что он вернется именно нынешней ночью. Несмотря на почтенный возраст, она быстро поднялась с постели и бросилась сыну на шею:
– Алехандро, мальчик мой! Я знала, я верила, что ты обязательно придешь! Ты попал в беду? Тебе нужна помощь? Все стражники и доминиканцы Талаверы разыскивают тебя!..
– Да, да, я знаю… Но я не мог не приехать и не повидать тебя! Кто знает, как сложится дальнейшая жизнь и когда доведется свидеться еще?.. Матушка, за воротами дома меня ждет Родриго Бахес. Ты позволишь ему войти? – как можно мягче спросил Алехандро.
– Конечно, мой мальчик. Я слышала, что за его поимку тоже назначено крупное вознаграждение… Сейчас прикажу привратнику открыть калитку…
Алехандро жестом остановил донну Изабеллу:
– Матушка, а вы уверены, что привратник не выдаст нас с Родриго?
– Уверена. В моем доме все ненавидят отца Доминго и его псов, – решительно ответила женщина и, накинув теплый халат и взяв свечу, заторопилась во внутренний двор будить привратника.
Вскоре Алехандро и Родриго сидели за уютным домашним столом, от которого за время скитаний успели уже отвыкнуть. Донна Изабелла не стала будить кухарку: она сама подала блюда, оставшиеся с ужина, присовокупив к ним кувшин отменного вина. Беглецы были настолько голодны, что и тарелки, и кувшин опустошили почти мгновенно.
– Архиепископ де Ледесма разослал гонцов с приказом схватить вас по всей Кастилии, – сказала донна Изабелла, печально взирая на изможденных друзей.
Гости промолчали. В скудных отблесках свечей Алехандро заметил вдруг, что его мать, некогда первая красавица Талаверы, превратилась в поникшую старуху…
* * *
Отец Доминго давно уже страдал бессонницей. Вот и сейчас он бесцельно бродил по монастырю, не в силах заснуть.
Разменяв седьмой десяток, он сильно постарел и сгорбился, а в последнее время его одолели еще и частые боли в груди, сопровождающиеся надрывным кашлем. Главный инквизитор Талаверы осунулся и похудел; его до неузнаваемости изменившееся лицо, обтянутое, словно выцветшим старинным пергаментом, морщинистой кожей, напоминало теперь маску смерти.
Отец Доминго остановился, опершись на деревянный посох, и согнулся в приступе кашля. Немного придя в себя и уловив звук приближающихся шагов, медленно оглянулся. Свет факелов выхватил из полумрака фигуру спешащего к нему молодого монаха.
– Святой отец! Святой отец! – зачастил тот, приблизившись. – Еретики – в городе! Находятся сейчас в доме донны Изабеллы…
Отец Доминго выдавил подобие улыбки:
– Ты уверен, сын мой?
– О да, святой отец! Как вы и приказали, я бдительно наблюдал за сим домом! Примерно с час назад в него проникли двое мужчин: один перелез через ограду, а второму чуть позже отворили калитку… В этом доме – пристанище еретиков, святой отец!
Главный инквизитор испытал несказанное душевное облегчение. «Теперь ты в моих руках, Алехандро де Антекера! – торжествующе подумал он и представил, как ненавистный альгвазил корчится в муках, умоляя о милосердии. – А архиепископ подождет! Он получит тебя только после порции регламентированных пыток…»
– Ступай, сын мой, – вымолвил он вслух. – Ты отлично справился с заданием и знаешь, что следует делать дальше…
Молодой монах поклонился, развернулся и скрылся в полумраке извилистого монастырского коридора.
* * *
Привратник вбежал в обеденную залу с перекошенным от ужаса лицом:
– Донна Изабелла! Госпожа! Наш дом окружают! Горящие факелы уже совсем близко!
Женщина, не потеряв самообладания, с горечью в голосе произнесла:
– Это псы отца Доминго, в том нет сомнений! Выследили все-таки… Вам надо бежать, друзья! Алехандро, ты помнишь нашу старую грушу?
Сын с удивлением воззрился на мать:
– Помню…
– Так вот, груша за последние годы сильно разрослась и стала настолько развесистой, что ее крепкие толстые ветви свисают в соседний двор. Дерево выдержит вас, воспользуйтесь им! Не мешкайте, бегите!
Алехандро метнулся на второй этаж, открыл сундук, извлек две плотно набитые седельные сумки и поспешил назад.
– Матушка! Вам тоже надо скрыться! Отец Доминго обвинит вас в ереси! – тревожно восклицал он, сбегая по лестнице.
– Не волнуйся, мой мальчик. Я уже стара и не страшусь смерти. Не думай обо мне… Беги!
В порыве обуревающих душу чувств Алехандро обнял и поцеловал мать: