– Вы что, сговорились?! Эта «несчастная» носит в своем чреве исчадие ада! Мы не должны позволить ему появиться на свет!
Шарль в недоумении переспросил:
– Мы?! А не кажется ли вам, дорогой друг, что судьбу Марии и ее ребенка должны решить понтифик или конклав кардиналов? Не правильнее ли будет отправить женщину в Рим?
Сконци нервно выскочил из-за стола:
– Граф, мне казалось, что раньше вы лучше понимали меня! Сейчас же вы все чаще позволяете себе спорить со мной!
Шарль, не теряя спокойствия, с долей ехидства возразил:
– Вы явно преувеличиваете, друг мой! Осмелюсь напомнить, что между нами никогда не было полного взаимопонимания! Чаще нас объединяла лишь взаимная выгода от своего рода сотрудничества…
Слова графа подействовали на Сконци отрезвляюще.
– Хорошо, пусть так… – нехотя признался он, возвращаясь к столу. – Но ребенок, созданный алхимическим путем, не имеет права на существование, и я буду настаивать, нравится вам это или нет, на его уничтожении!
– А вы уверены, что Мария вынашивает гомункулуса? – спросила неожиданно Исидора.
Иезуит и граф удивленно переглянулись.
– Просто я, поразмыслив, сильно засомневалась в этом, – добавила женщина.
– Но вы же сами рассказывали! – обиженно воскликнул Сконци.
– Рассказывала, разумеется, и от слов своих отказываться не собираюсь, – вздохнула собеседница. – Однако вынуждена учитывать, что меня, увы, допускали не до всех опытов, особенно в последнее время… Вот и подумала: а что, если Филипп Артамада солгал альгвазилу и ребенок Марии зачат естественным образом? Ведь вырастить гомункулуса в реторте либо в чреве девственницы гораздо сложнее, нежели просто оплодотворить женщину!..
Сконци и д’Аржиньи молчали, пребывая в полной растерянности.
– Помните, я рассказывала, что опыты над тремя другими монахинями прошли неудачно? – продолжала тем временем размышлять вслух Исидора. – Получается, последняя надежда оставалась на Марию… Но тогда резонно допустить, что Артамада, опасаясь гнева альгвазила, решил пойти на обман и просто, так сказать, поспособствовал нормальному зачатию подопытной…
Шарль безмолвствовал, в душе, однако, уже допуская подобный ход событий.
У Сконци мелькнула мысль: «А вдруг я и впрямь собираюсь лишить жизни невинного младенца?», но он тут же отверг ее, заподозрив Ангелику-Исидору в желании притупить его бдительность:
– Все ваши предположения, сударыня, абсолютно беспочвенны. Бывшая монахиня и ее так называемый ребенок должны сгореть в очистительном огне!
Шарль вдруг вспомнил слова встреченного по дороге в Таррагону слепого монаха: «Иезуитов, доминиканцев и инквизиторов я чувствую за сто шагов: от них исходит запах крови невинных жертв… Ты найдешь то, что ищешь, но, боюсь, тебя постигнет разочарование…»
– Я категорически против столь одиозного решения! – решительно заявил он. – Жертв на моей совести, конечно, много, но младенцев и беременных женщин я никогда не лишал жизни! И вам не позволю!
– Тогда что же вы предлагаете, граф?! – воскликнул Сконци, сверкая полными праведного гнева глазами.
– Я настаиваю на своем первом предложении – передать Марию в руки правосудия!
Сконци желчно усмехнулся:
– А не страшитесь, граф, что вам придется выступать на том суде свидетелем? А из свидетеля, поверьте моему опыту, очень легко превратиться в обвиняемого!..
– С чего бы?
– Что ж, попробую объяснить… Во-первых, мы с вами прекрасно знаем о роде занятий так называемой «донны Исидоры Монтехо» и, следовательно, давным-давно должны были сдать ее инквизиторам, вместо того чтобы слушать дьявольские россказни. Во-вторых, в ходе слушаний на суде всплывет рано или поздно имя графини де Ампаро, возлюбленной альгвазила-еретика, и вскроется наша связь с нею. Ну, а затем очередь дойдет и до нас с вами, мой друг… Не знаю, как вам, граф, но лично мне «испанский сапог»[77] пока без надобности…
При упоминании об одной из самых жестоких инквизиционных пыток у Шарля неприятно засосало под ложечкой. «Пожалуй, старый иезуит прав», – подумал он.
Сконци расценил молчание собеседников как полное согласие с его доводами.
– Итак, больше никаких возражений! Вывезем Марию из замка и сож… – он осекся на полуслове, – свершим над ней справедливый суд. Тем более что я, как иезуит, наделен таким правом…
…Несмотря на видимую убежденность в собственной правоте, в душе Сконци слегка сомневался в правильности своих намерений. «А что, если младенец и впрямь зарожден благодаря частице крови Христа?» – эта мысль лишила иезуита покоя.