Один из участников дружеской вечеринки выпускников, рыжий и белокожий Бертран Фоули, склонился к Альдо, хлопнув его по плечу.
- Опять витаешь в облаках, макаронник? А еще говорят, что сплин — английское изобретение. — Это не сплин, Берти. Это напряженная работа могучего ума.
— Чьего?
— Моего, разумеется. Я размышляю.
— О чем-то стоящем?
— В точку. Стоит оно дорого.
— Сколько, если не секрет?
— Без малого десять миллионов.
— Ого! Куда тебе столько? Ты и так не бедствуешь.
— В принципе — да, но не отказываться же от этого.
— Альдо, старик, я, наверное, бестактен...
— Все в порядке, Берти. Никаких страшных тайн, скелетов в шкафу и миллионных сделок. Банальное наследство.
— Ничего себе банальное! Когда мой дядюшка оставил мне сто тысяч фунтов, я чувствовал себя на седьмом небе, особенно сидя в своей мансарде в Сохо. Мне казалось, весь мир у моих ног. А тут десять миллионов...
Альдо иронически изогнул бровь. Рыжий шумный Берти был его самым близким университетским другом, и в душе Альдо его очень любил, но на людях всегда держался подчеркнуто иронично.
— А что бы тебе спросить, десять миллионов чего? Может, это десять миллионов пластиковых стаканчиков? Или десять миллионов тугриков?
— Полагаю, даже в тугриках это весьма прилично. Так что же это?
— Наследство, друг мой, наследство. Десять миллионов долларов.
Берти с уважением приподнял бокал, но через мгновение лицо его стало испуганным и озабоченным.
— Альдо, неужели...
— Что? О нет, не волнуйся. Папа в полном порядке. На мой взгляд, даже лучше. Просто он решил удалиться от дел. Передать, так сказать, бразды правления. Старший сын, опора рода, ну и все такое. Мы патриархальны в своих традициях,
Альдо вновь погрузился в свои мысли, Берти с уважением косился на него, но с расспросами больше не приставал.
Вселенская скука Альдо Бонавенте началась не сегодня, не вчера и даже не десять лет назад, когда он восемнадцатилетним юнцом переступил порог древнего Кембриджа.
Он родился в семье столь знатной и древней, что с полным правом мог претендовать на одну из лож в Колизее. Помимо знатности, семья Бонавенте входила в десятку богатейших семейств Европы. Экспорт вина и текстиля, экспертиза памятников искусства и драгоценностей, собственные дома моделей и ювелирные фирмы. Контрольные пакеты акций ведущих машиностроительных фирм во всех концах света. Дед Бонавенте вел дела даже с Круппом, но после войны его наследники категорически отказались иметь дело с оружием.
Маленький Альдо рос в роскоши, не зная, что это роскошь. Он вставал по утрам босыми ногами на персидские ковры невесть какого века, умывался и плескался в ванной, отделанной настоящим каррарским мрамором, пил молоко из серебряных стаканчиков работы Челлини... Это не было вызовом, эпатажем или чем-то иным того же сорта, это было бытом их семьи.
Он не вырос избалованным. Во-первых, собственный характер и врожденное чувство справедливости, во-вторых, воспитание отца. Старший Бонавенте, по настоянию своих родителей, работал с пятнадцати лет, а начинал подмастерьем в мастерской по ремонту машин и мотоциклов. Теперь ему было под семьдесят, он знал почти все почти обо всех профессиях в мире, и не было такого рабочего или служащего в империи Бонавенте, кто назвал бы старого графа эксплуататором или кровососом. Хозяин!
Альдо был пятым ребенком в семье, но первым сыном. Четыре старших сестры успешно отравляли ему все детство, но зато теперь они дружили. Еще у него был младший брат, Джакомо.
В родовом замке царила мама, великолепная и добрая, красивая, по-девичьи стройная. Замок был огромным, и там жили не только близкие, но и дальние родственники, а кроме того почти вся прислуга с семьями. Последние могли похвастаться не менее древней родословной, так как служили Бонавенте с незапамятных времен.
Вполне естественно, что в такой громадной и шумной семье Альдо привык быть одним из многих, но уж никак не первым. Решение отца отойти от дел застигло его врасплох. Молодой граф Бонавенте в последние годы жил в Англии и Франции, имел собственный маленький бизнес, связанный с антиквариатом, и не очень стремился выбиваться в сильные мира сего. Скорее уж на эту роль подходил Джакомо. Он был младше на два года, но зато хватка у него была мертвая!
Альдо хотел добровольно отказаться от своих прав в пользу брата, но тут старый граф проявил знаменитую твердость характера Бонавенте. Он стукнул кулаком по столу и сообщил, что традиция — дело святое и что Альдо должен стать его преемником, а уж дальше дело его. Хочет пустить семью по миру — пожалуйста! Хочет пожертвовать все детям Эфиопии — ради Бога! Все отдать Джакомо - на самом деле это действительно мудро, но сначала... Сначала он должен стать официальным преемником и наследником своего отца. Так у Бонавенте повелось со времен Лодовико Сфориа, и у Альдо нет ни малейших причин нарушать эту традицию.