47 
Рамбла начинается с площади Каталонии, и заканчивается памятником Колумбу. Станислав предложил дойти до набережной пешком, мимо дворцов и зданий, посмотреть порт и площадь Портал де ла Пау.
Влада тут же отругала его и заявила, что не будет ходить пешком. В ответ получила огромный букет белых роз. К счастью, у нее хватило выдержки не запустить цветами в дарителя на глазах у публики.
— А где можно походить по магазинам? — спросила Эля
— Едем на Пасео де Грасия. Это большой проспект. Там и бутики, и шедевры градостроения, и все прелести жизни на любой вкус.
Эля задержалась у газетного киоска, чтобы выбрать путеводитель по Барселоне, а Влада со Стасом сели в машину.
— Не устала? — спросил Станислав.
— Больно заботливый стал! Какое тебе дело до меня? Мне неприятны твои ухаживания, они дурно пахнут!
— Объяснись, пожалуйста, сделай милость.
— За эти несколько дней ты успел совратить Диану, едва не соблазнил Элю, теперь почему-то взялся за меня. Я уже поняла, что ты коварный человек — выказываешь доброжелательность, а скрываешь низкие намерения. Да, да, я тебя раскусила. Ведь ты пытался меня в чем-то обвинить, и вдруг сделался таким ласковым, наверняка не к добру.
Я думала о том, что ты сказал на яхте…Стас, нам необходимо поговорить начистоту: твои обвинения для меня мучительны, нам надо объясниться.
— Мы обязательно все выясним, но не сейчас. — Он взял обе ее руки и покрыл поцелуями.
Она выдернула руки, словно обожглась:
— Вижу, взывать к твоей порядочности бесполезно. Все та же тактика ловеласа, причем в исключительно нахальной манере. До чего ты опустился, Стас! Так вот, не трать силы попусту, я не Диана, не наивная Эля, и не одна из твоих алчных любовниц, понятно тебе?
— Понятно, но я не собираюсь тебя соблазнять…вернее, собираюсь…гм…но это не то, что ты думаешь.
— Изумительно! Вероятно, нечто еще более изощренное. А ты, однако, затейник. Нормальный образ жизни богатого мужчины, не так ли?
— Не угадала. Давай продолжим этот разговор ровно через пять минут.
— А что изменится?
— Мы переместимся с Ла Рамбла на Пасео де Грасия.
— Ужасно остроумно!
На проспекте Грасия Станислав притормозил у большого ювелирного магазина.
— Зайдем на секунду, — попросил он сестер. — Мне нужен ваш совет, надо выбрать кое-что.
Приветливые служащие магазина усадили посетителей в мягкие кресла. Велехов трещал на испанском, как на родном языке, только с еще большей скоростью — на слух русскоговорящего испанская речь кажется более беглой, чем родная. Девушка слушала, кивала, затем отошла, вскоре вернулась и разложила перед гостями с десяток колец с бриллиантами.
— Девочки, взгляните, надо выбрать колечко, я на свой вкус не полагаюсь, будьте добры, помогите советом, — обратился к сестрам Станислав.
Эле понравилась композиция из нескольких скрещивающихся полосок белого золота, усыпанных равными по величине камнями.
— А ты что скажешь, Владочка? Неужели ни одно не приглянулось? — не отставал Велехов.
— Мне нравится с розовым бриллиантом посередине, — сердито сказала Влада.
— Можно посмотреть на твоей ручке? Мне как раз нужен такой размер как у тебя.
Эльвира с трудом сдерживала улыбку, она не сомневалась, что хитрец покупает кольцо для Влады, тогда как сестра пока не заподозрила подвоха.
Покупка была оформлена, кольцо вставили в бархатную коробочку, коробочку в футляр с сертификатами и прочими формулярами, передали Станиславу, а он, в свою очередь, вручил футляр Владе.
— Кольцо твое, я рад, что оно тебе нравится.
— Что это значит? — напряглась Влада.
— Это значит, что я делаю тебе официальное предложение руки и сердца. Сердце, правда, ты давно присвоила, теперь будешь владеть им на законных основаниях.
— Ты сумасшедший?
— Да. Более того — абсолютно безнадежен. Болен тобой с двадцати лет. Ты позволишь мне и дальше мучиться?
— Подожди, дай сообразить, какое по счету предложение ты делаешь за последние четыре дня.
— Искреннее — первое и единственное в жизни.
— Ты просто шут гороховый!
Влада оттолкнула футляр и выбежала из магазина. Она быстро пошла вперед по проспекту, не оглядываясь, в страшном гневе и одновременно в смятении, она даже думать не могла, в душе царил полнейший сумбур. Сейчас ее нельзя было назвать мыслящим существом, она рефлекторно воспринимала только цвета, звуки, пестрый уличный поток людей и машин.
47 
