Особенно,... 
206 
Впрочем – и Кобзев отдавал себе в этом отчет, – дело могло обернуться еще хуже. В танках еще останется горючее и снаряды, но не найдется людей, способных повести их в бой. Прежде солдаты исчезали по одному. Сейчас повальное дезертирство захватывало лагерь.
Это выглядело жутко – вот сидят трое-четверо солдат, переглядываются и, точно по неслышному сигналу, встают, разворачиваются, уходят. Бегут даже офицеры. Бубенчиков распорядился было стрелять по дезертирам на поражение. После этого начали уходить часовые.
Больше всего гэбиста пугало, что беглецы не могли даже объяснить внятно, почему переходят на сторону противника.
Полог палатки отлетел в сторону. Кобзев устало поднял взгляд на посмевшего нарушить его мучительный покой – и замер с открытым ртом.
Этого человека не могло быть здесь! Не могло, потому что не могло быть никогда! И все же он стоял тут!
– Закрой рот, майор, – насмешливо посоветовал генерал-майор ГШ ГРУ Богданович, – мухи залетят.
– А… – Кобзев торопливо водворил отвисшую челюсть на место. – Но… как вы? Товарищ генерал-майор… портал ведь…
– Портал блокирован намертво, – согласился Богданович. – Напряженность поля, как выразился ваш Дробов, выше, чем на полюсе антивероятности. Мне открыли пятисекундное окно, и это сожрало столько, что ваш давешний фокус от семнадцатого марта – так, детские шалости в песочнице.
– Но… – растерянно произнес Кобзев, – зачем?
– Затем, – жестко произнес Богданович, – чтобы передать приказ вышестоящего командования. Мой приказ. О прекращении операции «Шеллак» и эвакуации группировки. Точнее, – криво усмехнулся генерал-майор, – ее остатков. Если я правильно интерпретировал ваши отчеты… небоевые потери у вас достигли весьма значительных величин, не так ли, майор?
– Да, но… – Кобзев изо всех сил потер виски. – Сколько у нас времени?
– Сутки, – проронил Богданович. – Там сейчас тянут прямую ветку от Чернобыльской АЭС… и еще одну. Ровно через двадцать четыре наших часа портал откроется – и к этому моменту все должно быть готово.
– На сколько откроется? – спросил Кобзев.
– А х… его знает, – равнодушно отозвался генерал-майор. – Как повезет. Или как ваши местные друзья позволят. Вы еще не поняли, Степан Киреевич, что это они закрыли проход? М-да, я был о вас лучшего мнения. Ну да ладно, об этом у нас еще будет время поговорить там, за вратами, а сейчас не до того. Дробов говорит, что установка ни хрена не рассчитана на такую мощность. Работать будет, но даже не на пределе, а за пределом, ну и, соответственно, в любой момент накрыться может к чертям свинячьим. Поэтому – бросаем все! Технику, барахло… естественно, все, что может взрываться и гореть, должно будет взрываться и гореть, но главное – мы должны вывести людей! Всех!
– Всех, – предательски дрогнувшим голосом сказал Кобзев, – не получится, товарищ генерал-майор.
– Знаю, – понимающе кивнул Богданович. – Но… в наших силах постараться сделать так, чтобы таких было как можно меньше.
– Да, конечно, – устало сказал Кобзев и начал было вставать из-за стола, но на полпути вдруг замер и хриплым от волнения голосом спросил: – Товарищ генерал-майор… все-таки… почему мы уходим?
– Вам непременно нужно знать ответ? – глядя куда-то сквозь Кобзева, сказал Богданович. – Ладно, ловите.
– Во-первых, – начал он скучающе-лекторским тоном, – в свете проявившейся… скажем, нестабильности канала он больше не может рассматриваться как альтернативное средство… доставки. Проще говоря, мы не можем базировать свою глобальную стратегию на проходе, который может в любой момент прикрыться.
– Но, – попытался было возразить Кобзев, – американцы…
– А вот это, – осклабился Богданович, – причина номер два. Несколько часов назад мы получили, по своим каналам… рапорт командира американской группировки. Точнее, его адъютанта, потому что адмирал Дженнистон погиб вместе с большей частью своих людей. Их просто вышвырнули пинком под зад, словно нашкодивших котят, и пинок получился довольно болезненный.
Кобзев медленно опустился обратно за стол.
«Значит, принц не врал, – промелькнула мыслишка. – Не врал… а я не поверил. Они могли и с нами разобраться так же, если бы не зарин… и их идиотское чувство чести».
– Я думаю, мы попытаемся с ними договориться, – продолжал Богданович. – С американцами, конечно. Заключим что-нибудь вроде негласного взаимного моратория. По крайней мере, на этот мир. Он нас, надо признать, многому научил. В следующий раз мы будем осторожнее.
206 
