Особенно,... 
109 
Подмигнул.
Самообладание спорстмена было велико, он только дернул углом рта.
– Я и сам такой, – продолжал Кактус, юмористически жмурясь. – Если есть хорошая женщина – к черту дела! У меня знакомый был, он однажды ехал на стрелку, тема на шестьсот тысяч евро, и вдруг видит, прямо на улице, такую женщину... В общем, мимо таких женщин нельзя проходить. Познакомился – и сразу потащил к себе. И не поехал на стрелку! И ушли те шестьсот тысяч евро, понял, нет? А он не пожалел. Вот так надо жить. Любовь главнее денег. Так что – расслабься, мастер. Хочешь завтра – нет проблем, пусть будет завтра.
Он встал. Уходить лучше первым. И последние слова лучше говорить стоя, глядя сверху вниз.
– Жду звонка, дружище. В любое время в любом месте я к твоим услугам. Маше привет.
Кинул на стол деньги. Когда шел по улице прочь – ждал, что парень бросится следом. Догонит, попытается схватить, задушить, забить кулачищами. Или нанесет какой-нибудь хитрый «дин мок». Открыл замок на барсетке, нащупал нож. Тридцать шагов проделал в напряжении, в полной готовности к бою. Благо рядом была длинная витрина, по случаю весны чисто вымытая; даже двигаясь абсолютно бесшумно, нападавший отразился бы в стекле.
Но никто не отразился, только манекены с белесыми мордами безучастно посмотрели с той стороны.
Свернул во двор, присел на лавку. Достал папиросу с марихуаной, закурил. Расслабился. После тяжелого разговора хорошо выкурить небольшую дозу.
Тут вам не Москва, тут можно свободно курить дурь везде, хоть на центральной площади. Тут взрослый мужчина с дешевой папиросой всем понятен. Тут если человек вытаскивает из кармана папиросы «Беломорканал», его принимают не за наркомана, а за того, кто курит папиросы «Беломорканал».
Говорят, траву следует курить в закрытом помещении. Это бред. Каждый курит ее, как хочет. Покуришь в комнате, на что потом будешь смотреть? На стены? А в тихом дворе, в апреле, под голыми ветками клена, чуть в стороне от площадки, где натянуты на металлических стойках веревки для просушки белья, а в другой стороне врыта в землю специальная рама – на нее помещаешь ковер и выбиваешь из него пыль, как показания из подозреваемого, – в таком дворе дурное зелье очень помогает думать.
Ты, спортсмен, не всё понял. Ты мне не помешаешь. Я тебя не трону. Ты хороший человек.
Таких, как ты, я особенно ненавижу.
Сильный, благородный, неуязвимый. Настоящий боец, настоящий друг. Неважно, что денег нет, – всё равно тебя все уважают, и бабы сами на тебя прыгают. Детский тренер, маленьких человечков хорошему учишь. Спокойный, обаятельный. Идешь, сидишь, пьешь чай, произносишь слова – а на тебя приятно смотреть. В каждом жесте – уверенность в собственной правоте. Люди качают головами: «Эх, таких бы побольше»! Служитель добра и света, ага. Носитель легенды о Человеке. Не святой, конечно, не без изъяна, но всё равно – лучший экземпляр человеческой породы, вылепленный Богом на зависть всем прочим: кривомордым, ущербным, глупым и жадным. Всем гадам скользким и волкам позорным. Чистый, твердый, как бы прибывший из светлого будущего. Только зачем ты прибыл оттуда? Зачем вылеплен Богом? Ответ простой: для упрека, для укоризны, чтобы пресмыкающееся позорное большинство смотрело и не сомневалось в своей ущербности.
XXI век на дворе, и вроде бы ясно всё. Две тысячи лет спорили, воевали, взрывали бомбы, летали в космос. Строили Вавилонские башни, великие храмы, коммунизмы. И везде увидели тупик. Даже загадочный космос оказался тупиком. Тогда, не найдя в космосе, пошли искать в хаосе, а что там можно найти? В отчаянии создали Всемирную электронную паутину, чтобы каждый мог разрядить свою злобу в каждого, чтобы глупцы учили мудрейших. Так умерла легенда о Человеке.
Нет никакого человека, уважаемый мастер! И ты, нежная Мила, и ты, сладкий мальчик Бориска, и ты, скромный жулик Гера, и ты, Улыба, корефан его, и ты, виноторговец Матвей Матвеев, застреленный мною в лоб, и все вы, люди народа моего, простите маленького скромного людоеда Кирилла Кораблика и послушайте: нет человека, а есть опаснейшая тварь, из поколения в поколение натренированная изощренно уничтожать ближних и дальних. Никакая грязная свинья, никакая помойная гиена не грызет и не терзает себе подобных ради так называемой идеи: незначительного электрического импульса внутри черепной коробки. А этот – вон каков: жмет одним пальцем кнопочку и сжигает своих же, таких же, сотнями тысяч, если не миллионами. Царь природы, сам себе палач.
109 
