ГЛАВА 30

1

В первые дни лета температура в городе поднялась до двадцати градусов, а в Общей Хате – до тридцати пяти, при стопроцентной влажности.

Раздевшиеся до трусов люди притихли. Круглосуточное шевеление четырех сотен тощих конечностей замедлилось. Натужное томление повисло над трущимися друг о друга угловатыми телами, над булькающим в десятках кружек кипятком, над спящими и бодрствующими, сытыми и голодными. Воздух стал жидким, превратился в кислый пустой бульон.

Однажды утром его переливающуюся горячую толщу вдруг поколебали какие-то знакомые звуки. Я прислушался. Лишенный кислорода мозг действовал плохо. Пришлось долго соображать, прежде чем стало ясно: выкрикивают мою фамилию.

– Что там?

– Рубанов! Есть такой? На вызов, срочно!

За пять недель я вполне освоился, врос в новое место.

Общая камера больше не казалась мне пещерой, населенной ужасными гоблинами. Тряхнув головой, я кое-как сконцентрировался и быстро, боком, протиснулся сквозь толпу – бесцеремонно отодвигая локтем одних, других с вежливым восклицанием обходя по касательной, третьим подмигивая, четвертых дезавуируя специальным тяжелым взглядом. Протолкался к распахнутому четырехугольнику «кормушки», спеша уточнить у вертухая, что такое этот вызов, куда и зачем.

Но надзиратель не пожелал со мной любезничать. Хотя еще позавчера – угощался у меня сигаретой.

– На вызов – значит на вызов! – заревел он. – Готов, нет? Резче давай! Вас много, а я один!

В перенаселенной тюрьме «Матросская Тишина» процедура вывода арестантов на следственные действия стремилась к крайней простоте. Зычно бранясь, специальный дежурный чин в расстегнутой до пупа камуфлированной рубахе собрал по всему этажу человек двадцать и погнал шаркающую пляжными тапочками толпу по лестницам и коридорам в соседний корпус – следственный. Все время повышая градус ругательств, он затолкал подопечных в «трамвай» – крошечный, три на три метра, бокс. Там убийцы, бандиты, хулиганы и другие преступники долго ругали тесноту, прикуривали друг у друга и обменивались новостями, пока их по одному не стали разводить по кабинетам.

Об обыске речь не зашла. «Выводной» дежурный действовал рационально. Зачем шмонать толпу грязных, голодных и злых людей по дороге туда? Чего такого запрещенного потащит арестант в следственный корпус? Нож, что ли? Зарезать прокурора? Ерунда.

Другое дело – арестант, идущий обратно. Этот, после свидания с адвокатом, несет в своих карманах, в рукавах, в трусах и носках спрятанные, свернутые, замаскированные газеты, журналы, книги, сигареты, зажигалки, спички, конфеты, шоколад, бульонные кубики, тетради, авторучки, фломастеры, батарейки, иголки, пилки для ногтей, полиэтиленовые пакеты, мотки скотча, нитки, пластырь, аспирин, анальгин, дезодоранты, средства для борьбы с тараканами, вшами и чесоточными клещами, клей, ножницы и еще тысячу мелких предметов, запрещенных к пользованию, но абсолютно необходимых в тюремном быту. Такого преступника шмонать сам Бог велел.

Жаль, что мой адвокат теперь мне не адвокат, с грустью думал я. Вот Джонни – тот ходит на вызов к защитнику еженедельно, и никогда не возвращается пустой. Сейчас бы рыжий Максим очень пригодился. Сколько полезных вещей он мог бы мне притащить! Разве адвокаты нужны, чтобы защищать своих клиентов в суде? Какая наивная глупость! Арестанту из «Матроски» адвокат необходим для бесперебойного заноса ценных предметов обихода. Если у арестанта из «Матроски» есть пачка сигарет с фильтром, он – большой человек. При чем здесь защита в суде? До суда еще надо дожить.

Вспомнив о рыжем законнике, я горько улыбнулся и опустил к груди подбородок, чтобы притиснутые ко мне питерский чеченец, московский таджик и два сибирских грузина не видели моей минутной слабости. Ах, Максим, умник! Куда же ты делся, приятель? А еще говорил, что заряжаешься, как от розетки. Что же ты за четыре месяца ни разу не пришел зарядиться? Зачем льстил, если знал, что пришел в последний раз? Почему не сказал прямо: прощай, останемся друзьями? Некрасивый, немужской поступок!

  142