97 
— Солдаты! Вы готовились к битве! И вот — это время пришло! Но она будет не на стенах замка! Приказываю вам всем — выйти из замка и занять оборону вон на том холме! Он подготовлен для боя, укреплен, и туда уже отвезли запасы продовольствия.
Оглядываю шеренги. Тишина, все ждут моих слов.
— Я остаюсь здесь! Ибо должен встретить войско один! Не спрашивайте меня, почему и зачем. Так надо! С вами будут ваши командиры — они знают, что им делать!
Снова тихо, даже ветра не слышно.
— Мы недолго пробыли вместе, но я успел узнать многих из вас. И полюбить. Льщу себя надеждой, что и сам стал небезразличен хоть кому-нибудь. Я не прощаюсь с вами — мы еще встретимся!
Лязг металла — все шеренги опускаются на колено. Склоняются штандарты и знамена. И только флаг Котов остается недвижим.
Секунда-другая — отрывистая команда барона поднимает солдат. Мерно рокочет барабан, и отряды идут к воротам. А от группы Котов ко мне движутся трое. Два знаменосца и сержант Нэпир, замещающий сейчас Лексли.
— Милорд!
— Да, Нэпир.
— Мы установим наше знамя на старой башне — она тут самая высокая.
— Почему?
— Пока в крепости есть хоть один Кот — знамя не может быть спущено или вынесено из нее.
— Но…
Я же не Кот!
Но тут мне вспоминается наклоненный штандарт — тогда, в лагере. Серьезные лица солдат, тяжелый взгляд Старика.
— Да, сержант, выполняйте.
Завернув на кухню, прихватываю забытую кем-то флягу с вином. Не торопясь иду по опустевшему двору. Ветерок гоняет по нему какой-то мусор. В опустевшем замке гулким эхом отдаются мои шаги. Вот и воротная арка.
На улице солнечно! Теплые лучи пронизывают дорожную пыль, поднятую шагами ушедших воинов. Я еще вижу их спины, они не успели уйти далеко. И если сейчас крикну… они встанут на стенах стальной стеной. Засвистят стрелы, и пропитается пыль на дороге густой вражеской кровью.
А потом… потом потечет по стенам кровь их защитников. Силы неравны, и мы не выстоим под ударом орденских войск. Огонь охватит города, и закричат избиваемые наемниками люди. Совсем недавно перед моими глазами уже было нечто подобное.
Нет.
Я не буду звать уходящих солдат. Пусть живут, растят детей, работают. И может быть, когда-нибудь кто-то из них вспомнит вот этот день. Одинокую фигурку у ворот и надвигающееся темное пятно орденской армии.
Провожу рукою по груди. Меч виден там теперь полностью, сегодня в зеркале это было хорошо заметно.
Вот и завершился мой путь. Он был не таким уж и долгим в этом мире. Кто знает, избери я другую манеру поведения, возможно, прожил бы гораздо спокойнее и, уж во всяком случае, — дольше. Но не встретил бы на своем пути многих, дорогих моему сердцу, людей. Не узнал бы любви и счастья — такого ослепительного. Да и были бы у меня дети? А сейчас — будет! Значит, не зря все это пошло именно таким путем.
Порыв ветра доносит до меня рокот барабана — идут орденские полки. Они не слишком спешат, издалека видно, что замок покинули его защитники.
Вот он — твой поворот. И снова, как когда-то в Афгане, стою, ожидая, когда противник подойдет ближе. Только на этот раз нет со мною рядом боевых товарищей. Не вывернется из-за поворота бронетранспортер и не накроет врагов свинцовой метелью крупного калибра.
Это — только мой бой. И я не имею права его проиграть.
Из-за пригорка показываются первые ряды конных наемников. Впереди, метрах в двадцати, едут несколько всадников.
Иерархи.
Поднимаю руку, и наемники дисциплинированно останавливаются. Только передовые всадники в капюшонах продолжают свой путь.
Подъехав ближе, останавливают своих коней, повинуясь моему жесту.
Передний всадник откидывает капюшон.
Решающий.
— В чем дело? — спокойно спрашивает он.
— Разве в нашем договоре говорилось — въехать? Было — войти.
— Ты прав, — кивает он. — Спешимся, братья!
Всадники слезают с коней. Подойдя к Решающему, поднимают левые руки. На всех надеты темные браслеты.
Здесь — все те, с кем я заключал договор.
Двое из них держат в руках клетки с голубями.
— Вы готовы?
— Да! — отвечают они чуть ли не хором.
— Возьмитесь за руки. Идите в пяти шагах от меня. Защита замка должна воспринимать вас, как лиц, меня сопровождающих. Не увеличивайте этого расстояния. Но и ближе не подходите.
Господи, какую чушь я сейчас несу! Может быть, послать их в задницу и рвануть вперед? Но пред глазами встает труп мужика, рискнувшего тогда соврать при целовании клинка. Бог весть, вполне возможно, что мое оружие живет своей жизнью, и как оно воспримет такое нарушение клятвы?
97 
