Особенно,... 
19 
Там было темно, тепло и накурено. Правда пахло не едким сигаретным дымом, а какими-то благовониями пополам с табаком. С непривычки у меня немного закружилась голова, но Серхио уже вел меня между столиков, отвечая на приветствия сидевших за ними людей. Его тут явно знали. Мы перешли в соседний зал, попросторнее. Там было совсем мало посетителей. Мы сели за деревянный, грубо сколоченный стол в углу, и я с наслаждением прислонилась к стене, понимая только сейчас, насколько я устала и замерзла.
Вопреки ожиданию и традициям Серхио не стал спрашивать, что мне заказать. Он сходил к барной стойке, и нам принесли глинтвейн с фруктами, восхитительно горячий глинтвейн, ароматный, согревающий, опьяняющий. Я обхватила его обеими руками, сделала большой глоток и… больно обожгла язык и губы. Что можно от меня ожидать?
— Осторожнее, — рассмеялся Серхио. — Обморожение плюс ожог — вещь нешуточная.
Я последовала его совету, и горячее вино потекло по моим жилам, затуманивая разум. Сидеть в полутемном теплом углу, потягивая глинтвейн, было здорово, наблюдать за тем, как пляшет огонек свечи на столе, — увлекательно, смотреть время от времени на точеный профиль Серхио — приятно.
Думать я буду завтра. Сегодня — только чувствовать.
— Ты так и не сказала мне, как тебя зовут, — с легким упреком проговорил Серхио.
— Джейн Остин. Но книг не пишу, — попыталась пошутить я.
Неудачно попыталась, хотя он прилежно растянул губы в улыбке. Нам принесли еще по глинтвейну, и я перестала укорять себя за то, что совершенно не умею поддерживать беседу. Великая вещь — алкоголь. Развязывает языки молчаливым, веселит унылых, успокаивает несчастных, придает смелости трусам. Теперь я могла спросить Серхио о чем угодно. И сделать все, что угодно. Например, коснуться его руки, лежащей на столе. Провести по волосам, дотронуться пальцем до щеки…
Могла, но не делала, и очень радовалась тому, что в состоянии контролировать себя. Пока. Но удержаться от вопросов я не могла.
— Ты испанец?
— Наполовину, — кивнул он. — Моя мать родом из Каталонии.
— Как Мерседес из «Графа Монте-Кристо», — хихикнула я.
Серхио улыбнулся.
— Ты книг не пишешь, но книги читаешь. Это хорошо. Отцу не нравится мое имя. По документам я Джеймс.
Я была разочарована. Всего лишь Джим. А «Серхио», значит, всего лишь уловка, чтобы привлекать внимание доверчивых барышень. Ах, как романтично! Ах, как мило! Серхио — это совсем не то, что Арчи, Ли или тот же Джим. Верно задумано.
— Хочешь что-нибудь? — заботливо спросил он.
— Глинтвейн, — ответила я, не понимая, с какой стати у меня заплетается язык.
Но он заказал чай с какой-то душистой травкой и пирожные, которые я, к своему стыду, уничтожила в один присест. Уж больно вкусные оказались.
Но это еще полбеды. Я позорно забыла о том, что когда-нибудь мне придется пойти домой, и дождалась напоминания от Серхио.
— Уже одиннадцатый час, — заметил он. — Наверное, нам пора.
Я была готова под стол залезть от стыда.
— Куда тебя отвезти? — спросил он.
— К ближайшей автобусной остановке, — буркнула я.
— А какая остановка ближе всех к твоему дому? — хитро улыбнулся он, и я, не сообразив, что за этим последует, брякнула:
— На пересечении Палм-гроув и Элм-стрит.
— Значит, едем на Палм-гроув и Элм. А дальше покажешь.
Сопротивлялась я недолго. На самом деле мне очень не хотелось, чтобы этот замечательный вечер заканчивался. Пусть Серхио-Джим везет меня куда угодно, лишь бы только я прижималась к нему и слышала рев его мотоцикла…
Увы, Серхио мчался как сумасшедший. Как я поняла позднее, торопился от меня избавиться. Но в тот вечер, одурманенная глинтвейном и дождем, я никак не могла взять в толк, почему все закончилось так быстро и почему мне невыносимо грустно.
Все выходные я прохандрила. Пыталась вспомнить что-нибудь из своих бессвязных разговоров с Серхио, и то, что вспоминалось, было ужасно. Глинтвейн развязал мне язык, но не сделал меня ни умнее, ни остроумнее. Утешало меня только то, что я твердо знала, что наши с Серхио пути больше никогда не пересекутся. Какое счастье.
Кэрри и Эллис об очередном позорном пятне на своей репутации я рассказывать не стала. Они справедливо укажут мне на то, что я не имела права уезжать с работы с малознакомым парнем, да еще на мотоцикле. Если Бродерик прознает об этом, то мои шансы выйти за него замуж сравняются с нулем. Арчибалд не производит впечатления человека, способного сражаться за свою любимую.
19 
