22 
Кузнец на меня тем временем еще раз покосился, прищурился.
– Парень… а ты, случаем, не из этих будешь… не красмер?
Красмер – это местные полиглоты так над словом «красноармеец» поиздевались.
– Из этих, – говорю, – а что?
«А то, – сам же себе мысленно отвечаю, – что плакала моя маскировка горючими крокодильими слезами. Грош ей, выходит, цена – да и то в базарный день, в обычный и того не дадут».
– А ничего, – хмыкает кузнец. – Сказал бы сразу – мол, красмер я, фургон нужен! А то, понимашь, торги тут устроил… нешто мы орки какие! Коня менять затеял… да за такого коня обоз выменять можно!
Я аж опешил маленько.
– Обоз, – уточняю на всякий случай, – мне сейчас без надобности. А вот фургон нужен. Один фургон. Но с двумя конями.
– Сделаем! – Йохи отвернулся и как заорет: «Мари-и-ид!»
На этот окрик из-за угла кузни выскочил белобрысый паренек в таком же кожаном фартуке, как у Йохи, – и, увидев его, я отступил на шаг… а по спине холодом повеяло.
Потому что паренек этот был как две капли воды похож на Михеля Нелле.
Тот, Михель, правда, был не кузнецом, а механиком. Унтер-чего-то-там-мейстер. Однажды вечером он решил срезать дорогу, пройдя по лесной тропинке – не зная, что тропинка эта глянулась не только ему, но и русским разведчикам. И попал к нам.
Он старался быть хорошим «языком», говорил много, охотно и при этом – судя по тому, что мы знали и так, – почти не врал. Он старался – но самого главного, того, за чем нас и послали, он сказать не мог, он не знал. А значит, мы не могли вернуться, мы должны были идти дальше… ну а он…
Не знаю, почему лейтенант приказал сделать это именно мне. Вряд ли это было проверкой… хотя кто знает? У лейтенанта не спросить – месяц спустя он стал старшим лейтенантом… посмертно.
Наверное, было бы много проще и легче, зайди я со спины – типичнейшая, как говорил старшина Раткевич, задача по снятию часового. Главное – твердо знать, куда бить, ведь сердце человека – не такая уж большая штука, как иногда кажется.
Я не знаю, как звали первого убитого мной немца – серую фигурку, перечеркнутую мушкой. Я не помню толком свою первую рукопашную – только хрип, дикий вскрик, лязг металла о металл и короткую, в упор, очередь. Очередь, после которой душивший меня немец обмяк, напоследок рассадив мне бровь острым краем каски.
Я даже забыл, как звали первого убитого мною в «поиске»… задремавшего пулеметчика, забыл, хотя сам же забирал его солдатскую книжку.
А вот Михеля Нелле – запомнил.
Неужели все дело в том, что у него были связаны руки? Или в этой его дурацкой фразе: «Я давно хотел сдаться в плен, я знаю – русские не убивают пленных, если они не из СС»?
Ладно.
Насчет фургона Йохи расстарался на совесть. Не дворец, но вполне себе уютный домик на колесах – доски подогнаны одна к одной, сверху двойной тент брезентовый… в смысле, здешнего брезента, заговоренного. Даже печурка имеется. Как по мне – совершенно роскошное средство перемещения, какому-нибудь фрицевскому Опель-блицу запросто фору даст.
И все это – считай, за красивые глаза. Потому как коня в уплату борода брать не желал со страшной силой. Я себе мозоль на языке натер, пока его уболтать пытался… в итоге сошлись на том, что полгода он Техаса у себя подержит, а если я за это время не вернусь, сведет его в замок.
Есть у меня, правда, подозрение, что будет мой красавец вороной все эти полгода в конюшне стоять да отборным ячменем хрумкать… вместо полезной сельскохозяйственной деятельности.
Ну да…
– Сворачивай!
Меня от этого окрика будто пружиной подбросило. Бросил поводья, автомат из сена выдернул и кувыркнулся в кювет. Ну, в смысле, туда, где у приличных дорог кювет, а у здешних – куча листьев прошлогодних. Перекатился, вскочил…
Никого. Фургон еще пару шагов прокатился и стал – то ли Дара спохватилась, то ли коняшки нам редкости умные попались.
Кстати о принцессах…
– Сергей, – глаза у Дары на манер совиных сделались на пол-лица, – ты что?
– Я-то ничего. А ты что?
– Я?!
– Ну не я же. Чего кричала?
– Я не кричала.
– Не кричала?! А кто у меня под самым ухом завизжал?
– И вовсе я не визжала! – с таким вот видом оскорбленной невинности, наверное, только принцессы изъясняться умеют. Еще одно фамильное умение… а может, и учат их этому.
– Я сначала тихо сказала, а ты сидишь, как тролль окаменевший…
Та-ак, думаю, то ли мне самому пора пришла уши с мылом драить, то ли где…
22 
