Особенно,... 
60 
Я снял с плеча «вертел», на котором висел немец, и, опуская ношу на землю, подмигнул напарнику. Зельц все понял правильно и молча потянулся ко внутреннему карману.
— А ну, не балуй! — послышался окрик пограничника.
— Сержант, да ты же сам нас обыскал! — «искренне» возмутился я, поводя плечами, чтобы проверить, на месте ли метательная «игла», висевшая у меня между лопаток. «Вернусь, надо будет Лиду поблагодарить, за то, что чехол сшила и рукоятку шнуром оплела, — решил я для себя. — Букет нарву!»
— Давайте, что там у вас! — требовательно протянул руку комиссар.
— Вот, — и Дымов, сделав шажок немного в сторону, отдал свое удостоверение.
«Ох, не зря с тобой Бродяга занимался, не зря!»
Алексей, помня науку старого опера, после передачи документов не остался стоять на месте, а маленьким шажком сместился еще больше в сторону, уходя с линии обстрела засады.
— Так, «оперуполномоченный Заславльского горотдела милиции ГУ РККМ БССР», — вслух прочитал комиссар. — А не далеко вы от своего города забрались?
«Он что, дурак или издевается?» — только и подумал я, услышав подобное заявление.
— А вы, товарищ батальонный комиссар, не далеко от места постоянной дислокации оказались? Или это вы так наступаете? — вырвалось у меня.
На круглом и скуластом лице политработника заходили желваки, и он выпалил:
— Что ты сказал, гадина?! — и потянулся к кобуре нагана.
Зачем, я так и не понял, поскольку у грозного политбойца в руках и так было аж два пистолета — мой и Зельца. Пришлось уворачиваться от излишне нервного комиссара. И пистолеты я у него отобрал, одновременно прикрывшись его телом от засады и направив руку с зажатым в ней «браунингом» на пограничника. Хорошо еще, что пистолет я нес в положении «cocked'n'locked»,[70] как говорят американцы, то есть с патроном в патроннике, взведенным курком и поставленным на предохранитель. И как только пистолет оказался в моей руке, предохранитель я немедленно выключил. Погранец как человек опытный с одного взгляда оценил мой «заход» и стоял не дергаясь.
Комиссар, возможно, и побрыкался бы, но в его подмышку упирался жесткий и некомфортный ствол «тридцать восьмого» «вальтера». В боевых свойствах которого я был совершенно не уверен. Нет, П-38 — машинка, безусловно, хорошая, и даже с самовзводом. Но вот в наличии патрона в стволе я был не уверен и использовал пистолет как инструмент запугивания и «боевой акупунктуры», давя на одну очень болезненную точку, расположенную именно под мышкой.
«Совсем я сегодня задолбался! Оттого и реагирую так резко. Может — мягче надо, нежнее?» — мысленно корил я себя, включая тангенту. Хорошо, что оборудование у меня было свое, что называется, притертое. Так тангента, надетая на указательный палец левой руки, совершенно не мешала мне стрелять и драться, к тому же ее можно было включить, просто прижав палец посильнее к рамке пистолета.
— Саша, танцуем! — воззвал я к прячущемуся в кустах Люку.
Через пару секунд поодаль захрустели ветки, а затем строгий Сашин голос спросил:
— Ну что, военные, будем глазки строить или руки поднимать?
Комиссар, с которым я продолжал обниматься, задергался, и мне пришлось посильнее надавить стволом «вальтера» на болевую точку. Ветеран политических баталий охнул и притих.
— Леша, забери у товарища «наган», — попросил я Дымова.
Пока милиционер выполнял мою команду, Люк, угрожая немецким «эмпешником», выгнал из кустов на прогалину трех бойцов.
— Ну что, товарищ батальонный, может, поговорим без экзальтации? — спросил я.
— Ладно, — голосом, хриплым от сдерживаемого гнева, ответил мой визави.
— А вы, товарищ старший сержант, — обратился я к пограничнику, — будьте так добры, ручки за головой в «замок» сцепите! А то знаю я вас, резких.
Погранец в ответ криво усмехнулся, мол, кто бы про резкость говорил, но приказ выполнил.
Я, продолжая держать обоих на мушке, отошел на пару шагов и попросил:
— Сядьте на землю!
Не то чтобы была большая вероятность, что они на меня нападут, но порядок надо соблюдать. Когда приказание было выполнено (а что еще им оставалось делать?), я обратился к комиссару:
— Наши документы вы видели, теперь хотелось бы увидеть ваши.
Этот пожилой, много повидавший мужчина поморщился, а потом потянулся к нагрудному карману. Я покачал головой:
— Товарищ сержант милиции, заберите у гражданина документы.
60 
