Особенно,... 
48 
Он стремительно повернулся к ней, взгляд его встретился с ее взглядом. И Рейчел поняла: сейчас она потеряла все. Джастин презирал ее. Он смотрел на нее, а она читала в его глазах всю правду. Им никогда не быть вместе. Та сказка, что объединила их на острове, так и останется иллюзией, никогда не воплотившейся в реальность.
— Если мы больше никогда не увидимся, я пойму, — опустив голову, прошептала она.
Рейчел не хотела, чтобы он видел, насколько ей тяжело сейчас. И в то же время она понимала, что не может совладать с собой, не в силах натянуть маску безразличия и холодности.
Неожиданно ей стало все равно. Пусть… пусть он видит, что она повержена. Ее вдруг обступила такая пустота, что захотелось забиться в какой-нибудь дальний угол и ни о чем не думать. Хоть некоторое время ни о чем не думать. Но она понимала, что это невозможно. Что мысли, словно назойливые мухи, будут мучить ее до последнего, пока совсем не останется сил.
Господи, за что ей это? Да, когда-то давно она совершила огромную ошибку. Но она же решила все исправить! Почему судьба не дала ей шанс сделать это? Почему в последний момент внесла свои коррективы?
— Я знаю, как сильно ты сейчас ненавидишь меня. И ты прав. Я не должна была так поступать с тобой. Но я… я не думала, что все так обернется.
— А что ты думала? — спросил он. — Когда бы ты соизволила раскрыть правду, Рейчел, когда?
Она пожала плечами и отвернулась.
— Ложь затягивает, ты же знаешь. Цепляя одно за другое, ты уже начинаешь верить в сказку, совершенно забывая о реальности, — медленно произнесла она. — На острове я словно окунулась в другой мир. Там я увидела, как все могло бы быть у нас. И мне было горько признавать, что пятнадцать лет назад я поступила так, что это привело совсем к другим последствиям. — Она немного помолчала. — Ты можешь мне не верить, но я действительно собиралась все рассказать тебе, когда ты вернешься. Да, я знала, что разговор будет нелегким. Но мне казалось, что ты поймешь меня.
— Нет, я не могу тебя понять, — вздохнув, произнес он. — Ты лгала мне… ты скрывала нашу дочь.
— Да, я совершила много чего! — воскликнула она. — И я не умаляю своей вины! Но ты… ты… ты всегда относился ко мне с пренебрежением! И тот момент, когда ты выкрикнул имя другой девушки в порыве страсти, оказался последней каплей. Я не оправдываю себя. И если ты сейчас закроешь за собой дверь и мы больше никогда не встретимся, то я смирюсь.
Она всхлипнула, закрыв лицо руками. Она не могла больше сдерживаться. Горе навалилось на нее огромным грузом, тяжести которого, казалось, просто не вынести.
— И не надейся, что теперь я исчезну из твоей жизни, — произнес Джастин. — Я буду отстаивать свои права. Я — отец.
— Господи, неужели ты так и не понял?! — вскричала Рейчел, в отчаянии глядя на него. — Я не собираюсь мешать тебе. Не нужно отстаивать никаких прав! Просто дай мне время, чтобы все объяснить Натали!
— Сколько? — горько поинтересовался Джастин. — Сколько тебе нужно времени? Неделя? Месяц? Год? Или вся жизнь?
— Джастин, прости меня! — Она подошла к нему, схватила его за руки, крепко сжала. — Прости меня! Я виновата перед тобой. Но прошу тебя, дай нам всем шанс. Нам же так хорошо было вместе! — Она умоляла его, отчаявшись достучаться до его разума, она просто умоляла его.
Но он был непреклонен. И это явственно проглядывалось в его суровом взгляде.
Высвободив свои руки, он направился к двери.
— Знаешь… — Остановившись, он посмотрел на нее долгим изучающим взглядом своих пронзительных голубых глаз. — Ты была права… там, на Тенерифе… это была всего лишь сказка.
И он вышел.
— Господи, ну за что мне все это?! — вскричала Рейчел, опускаясь на ковер.
Слезы без остановки катились из ее глаз, тело ее содрогалось в рыданиях. Столько горя. Она не могла понять, чем заслужила все это.
Зазвонил телефон. А она сразу даже не сообразила, что это за шум. И даже когда она догадалась, то не пошевелилась. У нее не было сил. Лишь усталость. Огромная, всепоглощающая усталость. Когда каждое движение давалось с огромным трудом…
Она уже не вытирала глаза. Она лежала на ковре, а слезы катились по ее щекам, носу, вызывая раздражающее щекотание, но она не смахивала их. Ей было все равно. Какая-то странная щемящая пустота вдруг накрыла ее, и мысли отступили, и боль отдалилась. Лишь пустота, вакуум, но это было даже хорошо. Потому что сил на страдания у нее больше не было.
48 
