5 
Лейтенант ничуть не смутился этим вопросом, возразив, в общем-то, резонно, что люди, которые сумели добыть оружие однажды, вполне могут повторить сей подвиг вторично, тогда как мертвецы на это уже не способны. Заодно он предложил прапорщику просветить его на следующую тему: что из этого, столь лелеемого им, «тяжелого вооружения» способно занять кайзеровцев на большее время, чем тратит затвор танковой пушки на досылание снаряда в ствол?
Прапорщик начал было лепетать о стрельбе по ходовой и приборам наблюдения, но, оглянувшись, увидел, что направленные на него взгляды даже не насмешливые, а жалостливо-сочувственные, и, смешавшись, замолчал.
Оставался Марченко — и мнение этого спокойного, флегматичного сибиряка было мне весьма занимательно. Ибо Вадим — как и я! — был настоящим кадровым, еще довоенной закалки, офицером, а таких во всем полку можно было пересчитать но пальцам, уже не прибегая к помощи ног.
На этот раз комвзвода-1 молчал так долго, что я уж начал гадать, что раздастся первым — его голос или давешний вой танка либо иной признак начавшейся атаки. Однако господа кайзеровцы с удивительной щедростью продолжали отмеривать нам дополнительные минуты жизни. Возможно, дело было во времени суток — по их регламенту как раз на эти часы приходился обед. Или же перед атакой должно было непременно состояться торжественное зачтение ихнего социал-интернационалистического Талмуда… хотя этому пороку господа из корпуса Линдемана вряд ли подвержены.
Когда Марченко, наконец, заговорил, то первые же произнесенные им слова озадачили меня больше, чем вид давешнего камуфлированного чудища. Давненько мне уже не приходилось слышать от поручика иных определений местности, нежели «пригодная к обороне» или «неважный сектор обстрела». А тут — «красивая»…
Местность и впрямь была красивая и для последнего — самого последнего! — боя подходила вполне, в этом я был с Вадимом согласен. Предложенный же им план… не то чтобы он мне очень понравился, но с ним у нас появлялся хоть какой-то шанс приложить напоследок синих и их кайзеровских камрадов, а при иных раскладах не было и этого.
Атака началась ровно в три или же, как любил въедливо уточнять лейтенант Волконский, в 15-00. Кстати, позднее Николай пытался уверить меня, что на его морском хронометре было уже две минуты четвертого, но коли приходится выбирать между его заслуженными ходиками и немецкой педантичностью…
Все произошло очень быстро. Над полем разнеслось уже знакомое нам завывание, и из-за пригорка дружно вынырнули, расходясь веером, четыре танка. За ними появилась стрелковая цепь.
Собственно после сверхтяжелых кайзеровских танков я бы ничуть не удивился появлению «семерок» с мотопехотой. Однако неторопливо бредущая за танками стрелковая цепь оказалась, что называется, местного разлива, причем даже более сбродная, чем обычные синие. Видимо, это был какой-то «партизанский отряд» или, попросту говоря, банда, которую командование соц-нациков решило использовать в качестве расходного материала.
Второй и третий танки, настороженно поводя тонкими хоботками спаренных стволов, остановились метров за пятьсот от окраины деревушки. Фланговые же продолжали медленно ползти вперед обходя ее и подставляя свои борта нашему второму пускачу. Затем пехотная цепь миновала замершие танки, и почти в тот же миг надсадный вой перекрыла заливистая трель пулеметной очереди.
Тянулась она нескончаемо, но крайней мере субъективно для меня, хотя на самом деле отстрелять короткую, в полсотни патронов, ленту — дело нескольких секунд. Синяя пехота мигом зарылась носами в траву, норовя задним ходом отползти поближе к танку… Пулемет замолк, и я начал тихонько отсчитывать враз пересохшими губами: раз, два, три, четыре… на счет «четыре» хижина, из которой велся огонь, исчезла в вихре дыма и пыли, из которого во все стороны летели доски и горящая солома.
Дым от хижины, точнее, от двух хижин, разнесенной взрывом и соседней, потянулся просто замечательный. Густой, черно-серо-желтый… вот последняя дымо-шашка была, наверное, все же лишней.
Следующим номером нашей программы было сольное выступление комвзвода-2 — и бывший моряк с блеском доказал, что надпись «за отличную стрельбу» присутствует на крышке его хронометра отнюдь не безосновательно. Всадить ракету в борт танка с семи сотен саженей — задача непростая сама по себе. А уж если эта ракета подверглась доморощеному «усовершенствованию» путем заливания в боеголовку полуканистры бензина… Но взметнувшееся над танком пламя того стоило.
5 
