Особенно,... 
89 
— Спасибо за предупреждение, хотя я и удивлен, что вы рассказываете мне об этом.
— Они плохие люди. А я не люблю таких, неважно, чужие это или свои. Свои еще хуже, неприятности они причиняют не только себе, но и тем, кто стоит с ними рядом.
Я мельком глянул на птаху, слушавшую наш разговор, спрятавшись в ветвях:
— Запомню ваши слова, господин Хюбер. Но сначала нам следует разобраться с вёлефом и остаться в живых.
— Вера нас защитит, господин ван Нормайенн, — сказал брат Курвус, вытирая на ходу почерневшие от угля руки. — Господь не даст нас в обиду, потому что наши поступки ему угодны. Надо уйти отсюда, пора останавливаться на ночлег. Ночью гоняться за колдуном — дурная затея.
Никто из нас не возражал, мы слишком устали.
Мы нашли удобное место в редкой сосновой роще, где гулял ветер, и комаров было поменьше. Огонь разжигать не стали. Законники, прежде чем идти за мной в лес, позаботились о еде, так что от голода никто из нас не страдал.
Когда ночь воровато расползлась по лесу, Ханна укрылась курткой и уснула, подложив себе под голову сумку. Девчонка вымоталась гораздо больше нас, и мне оставалось только предполагать, насколько тяжело ей дался этот бесконечно долгий день.
— Почему вы вернулись? — спросил я у Хюбера.
— А вы? Наверное, потому, что должны. И потому что после вашего ухода я, как и вы, обнаружил недалеко от дороги странную фигуру. — Он улыбнулся. — Все преступления, совершенные с душами и при помощи душ, расследует Орден Праведности. Мы не могли оставаться в стороне.
— Вы — да. Но зачем потащили ее? Девочке здесь не место.
— Ей шестнадцать, и она законница.
— Она ученица.
— Это ничего не меняет. Разница лишь в жетоне, а свой серебряный она получит, как только мы вернемся назад. Не считайте ее ребенком, она сама принимает решения и осознает последствия ничуть не меньше, чем вы. Я не вправе ей отказывать или приказывать в таких ситуациях.
Я не стал продолжать беседу, и он вскоре уснул. Если законник считает, что у Ханны хватит опыта противостоять вёлефу, то я рад за него. Лично мне не слишком весело оттого, что придется мериться силой с колдуном.
Брат Курвус долго молился, а затем опустился на землю недалеко от меня:
— Ложитесь спать, Людвиг. Вставать придется до рассвета.
— Думаете, нагоним его?
— Он всего лишь человек. Ему тоже требуется сон.
— У вас есть план, как с ним справиться?
Монах пошевелился, затем сел — массивный черный силуэт на фоне облачного неба.
— Он не знает о нас. И ему надо провести несколько ритуалов, прежде чем собранная кровь даст ему колоссальный приток силы. На это требуется три-четыре дня. Потом совладать с ним будет весьма трудно.
— А то, что у него есть сейчас?
— Вполне достаточно, чтобы причинить нам много проблем. Его можно убить, Людвиг. Он силен, но не всесилен. Раньше мои братья справлялись с такими. Сейчас будет точно так же.
— Убить? Значит, никакого процесса? Инквизиция в этом не заинтересована?
Он рассмеялся, словно громыхнул далекий гром:
— Святой официум предпочитает публично сжигать кацеров, ведьм, заключивших сделку с демонами, и прочую шваль. Опасных противников надо убивать, Людвиг. Наслаждаться их смертью на костре — непозволительная роскошь, и такое случается крайне редко. Так что не будет никакого аутодафе, как это происходит в Дискульте. Никаких процессий по улицам, никаких гробов с костями умерших осужденных, никакого покаяния и зевак. Никто не наденет карочи на его голову и сабениты на плечи. Никто не поднесет факел к его костру. Он умрет здесь, в лесу, а после я разделаю его вот этим клинком и засыплю солью с берега святого Арафейского моря.
— Я не буду возражать насчет этого, — промолвил я, и Проповедник, присутствующий здесь же, серьезно кивнул. — Хотел спросить. Та цепь… она подействует на вёлефа так же, как и на его ученика?
— Полагаю, ему будет больно. Но не настолько, чтобы он перестал сражаться. Я предпочитаю меч. Цепь принадлежала брату Феломиченцо, ему ее дали в Ливетте. Когда все закончится, надо будет вернуть ее к могиле Петра. В Риапано.
— Что в ней такого? Кому она принадлежала, раз хранится во дворцах Папского Престола?
Монах помолчал, но все же ответил:
— Одному солдату, служившему императору Тиберию. Он бичевал Христа.
— Этим?! — ужаснулся я.
— Розгами, бичами, крюками и цепями. На той, что лежит в моей сумке, когда-то была Его кровь.
89 
