Особенно,... 
70 
– Видно, почувствовал, что его тут сразу окрутят, – попытался пошутить король.
– И в мыслях не было! – возмутилась я. – Уверена, и Машеньке не по душе насильно тащить передумавшего мужика под венец – но пусть он скажет ей об этом лично, а не вот так вот… Через посла. А теперь – через меня… правду говорят, инициатива наказуема.
– Отчего же – ваша последняя инициатива с детским приютом получилась очень удачно!
– Матушка Серафима нажаловалась? – догадалась я.
– Отец Михаил постоянно держит меня в курсе ваших успехов. Я только одного не понимаю: почему вы до сих пор не предоставили в казну расходную смету?
– А почему… в казну?
Ну, вот, похоже, местные фискальные органы наконец обратили внимание на мои побочные доходы. Сейчас привлекут за неуплату налогов… И ведь правда не плачу! А теперь и нечем…
– Вы ведь государственный служащий. И действовали от имени короля. – Вспомнив свои крики перед запертыми воротами монастырского детприемника, я невольно покраснела. – Значит, ваши расходы должны компенсироваться из казны.
– Но я… не вела смету.
– Ведь в приюте есть бухгалтер!
Вот, теперь он еще, чего доброго, решит, будто я все затеяла ради компенсации из казны – с процентами! Даже бухгалтера завела, который, как все финансисты, непременно занимается приписками и обсчетами, ведь у государства украсть – все равно, что заработать.
– Я же не поэтому! Не ради денег! – Фу, голос-то какой обиженный! Просто пятилетний ребенок…
– Ни одно доброе дело не остается без вознаграждения!
– Я слышала по-другому: ни одно доброе дело не останется безнаказанным…
– Это вы, госпожа чародейка, неправильное что-то слышали… Уверен, вы со всем справитесь! – Сжав на прощание руку, король оставил меня у дверей лаборатории.
Почему дворец такой маленький, из конца в конец за минуту пройти можно! Не скрою, и в обществе короля хотелось бы подольше побыть… А главное – не возвращаться в комнату, где меня ждут только с хорошими новостями…
– Ну?!! – Дружное эхо шумовой волной едва не вытолкнуло меня обратно в коридор.
– Он… Он не приехал.
– Заболел! – всплеснула руками Машенька.
– Да нет, он здоров…
– Я чувствую, с ним что-то случилось! – Вскочив со стула, горничная принялась бегать по комнате кругами, точно запертая в клетке тигрица – вот только дикие звери при этом не заламывают нервно передние лапы и не причитают: – С ним что-то случилось! Он умер!
Я вздрогнула:
– Нет! Он живой!
– Тогда что? Вы что-то скрываете, я это чувствую! Говорите же!
– Пу Чжан… Ну, как бы это сказать… В общем, он женился!
– Не может быть! – Раскрасневшаяся от бега Машенька покачнулась и вдруг резко побледнела, как будто невидимый художник смоченной в скипидаре тряпкой разом стер все краски с ее лица. Мы с Настасьей бросились, чтобы ее поддержать, но девушка оттолкнула наши дружеские руки и упрямо замотала головой: – Не может быть! Этого не может быть! Не может!
– Так сам посол сказал…
– Значит, он соврал! Или ошибся! Или… Я должна знать точно! Я должна его видеть!
– Посла?
– Пу Чжана! Пускай он скажет это, глядя мне в глаза!
– Но это невозможно: он в Синае, а ты в Старгороде! Хрустальными шарами я пользоваться не умею, предупреждаю сразу!
– Тогда я сама поеду в Синай! С купеческим караваном. Остригу волосы, переоденусь в мужское платье, наймусь носильщиком или за лошадьми смотреть. Никто ни о чем и не догадается!
– Ага! Особенно после того, как «юноша» захватит с собой в дорогу «младшего брата» и на привалах станет кормить его грудью!
– А разве… – растерялась остановленная на полном скаку Машенька.
– Нет, нет и еще раз нет! – мне не нужны были дополнительные слова, чтобы понять, на кого она рассчитывала оставить Пузанчика. – Думаешь, если я занялась делами приюта, то мне уже все равно – подкидышем больше, подкидышем меньше?
– Он не подкидыш! – Горничная надула губки.
– А как еще можно назвать младенца, которого мать, отправляясь на поиски приключений, бросает на чужих людей? Представь себе вашу встречу: «Я родила тебе сына!» – «Как хорошо! Где же мой малыш?» – «Остался в Старгороде у одних таких… Ты их не знаешь!»
– Что же мне делать? – плачущим голосом поинтересовалась Машенька. На нее жалко было смотреть: взгляд потух, лицо несчастное.
– Как и положено женщине: надеяться и ждать! – безжалостно отрезала Настасья.
70 
