Особенно,... 
55 
– Признаться, я не голоден, – промямлил священник.
– Ну, хоть пригубите за компанию! – Решительно отодвинув тяжеленную лавку, я подсела к столу.
Вооружившись огромной черпалкой, монахиня-повариха в белом переднике поверх сутаны плюхнула в деревянные, выщербленные по краю миски по изрядной горке гречки. Не так уже плохо! Во всяком случае, так я думала, пока не попыталась проглотить первую ложку. То, что в каше не было мяса – еще полбеды. Не было там ни масла, ни даже соли – вообще, вкус у крупы был такой, точно ее просто залили крутым кипятком да так и оставили на ночь. Судя по вытаращенным глазам отца Михаила, он не мечтал о подобном даже во время самого строгого поста и аскезы.
– Свиней вы здесь же держите? – с трудом проглотив первую и последнюю ложку «лакомства», поинтересовалась я у матери Серафимы.
– При чем тут это? – нахмурилась монашка.
– А при том, что от такой кормежки даже самая нетребовательная хрюшка моментально копыта отбросит! Соберите и оденьте детей, я отведу их в трактир.
– Они одеты, – пролепетала молоденькая монахиня с бегающими глазками, расставлявшая тарелки. Настоятельница сочла ниже своего достоинства отвечать на выпады и критику со стороны «исчадия ада», лишь еще сильнее выпрямила спину, кажется, тронь – и зазвенит, как струна.
– Одеты? На них же только рубашки! Я имела в виду верхнюю одежду – пальто, валенки…
– А зачем? Дети все равно никуда не выходят, а растут быстро…
Неприятнее всего в этом ответе меня поразило именно его простодушие. Как будто так и должно быть!
– То есть, вы хотите сказать, что у вас дети всю зиму сидят здесь взаперти, не видя белого света? Не играют в снежки, не катаются с горки, не лепят снежных баб?!!
Поняв, что сказала лишку, монашка бросила испуганный взгляд в сторону матери-настоятельницы и промолчала.
– Эти тщетные развлечения – не более, чем мирская мишура, – фыркнула старая вобла. – Так воспитанникам гораздо лучше думается о вечном.
– Вам не кажется, что детям еще рано думать о вечном? Они пока и нагрешить-то не успели.
– Так расплатятся за грехи отцов! Все они – плоды разврата…
– А у вас самих-то дети есть?!
Молоденькая монашка покраснела, хихикнула и скромно опустила глаза. А мать Серафима аж назад прогнулась от возмущения:
– Мы – невесты христовы!
– Давно существует этот приют? – потеряв интерес к беседе с детоненавистницей, я повернулась к священнику.
– Он был основан еще при дедушке нынешнего короля…
– Я хочу увидеться с кем-нибудь из бывших выпускников. Вы как-нибудь интересуетесь их судьбами? Хотя бы в частном порядке? – Это вопрос снова был адресован матери Серафиме.
– Мы заботимся о душе. А тела – в руках господа… – При этих словах она размашисто перекрестилась. Чуда не произошло – я не рассыпалась в пепел, испугавшись крестного знамения, и не обрушилась заживо в преисподнюю, завывая нечеловеческим голосом.
– Все-таки попытайтесь узнать. Может, кто-то из других сотрудников что-то случайно о них слышал.
Покинув столовую, мы заглянули в «класс», где дети как раз хором нараспев повторяли за учительницей-монашкой урок. Это была не молитва, а что-то вроде стихотворного девиза или гимна:
- Игрушки дьяволом даны —
- Долой проделки Сатаны!
- А кто живот едой набьет,
- Тот раньше времени умрет!..
Слушая перечисление кар, полагающихся презренному любителю радостей жизни, я кожей чувствовала каждую холодную мурашку в пробегающем по спине табуне. Особую жуть нагонял повторяющийся рефрен:
- Не холи тело, ведь оно
- В аду гореть обречено!
– Миленько. – Пришлось основательно прочистить горло, прежде чем удалось выдавить из себя хоть звук: – Кто автор?
– Матушка Серафима, – не стала скрывать польщенная монашка.
– Да вам, матушка, надо в Голливуд, сценарии для триллеров писать. – Я покачала головой. – Мы вернемся через полчаса, соберите всех детей в трапезной. И тех, кто наказан!
– Хорошо, – с очевидным трудом выдавила из себя монахиня. Можно было подумать, что я велела ей доесть всю оставшуюся после воспитанников кашу.
– Мы идем за детской одеждой? – обреченно поинтересовался священник, как только тяжелые ворота захлопнулись за нашими спинами.
– Это потом, когда всех пересчитаю, – отмахнулась я. – Есть вещи поважнее!
В ближайшей же таверне мне сразу указали на хозяина, расторопного мужичка с быстрыми глазами, явно умеющего считать в уме. Оценив на глазок шубку новой клиентки, он тут же растянул лицо в услужливой улыбке и елейным голосом поинтересовался, что угодно госпоже.
55 
