Шарли затаила дыхание.
– Я сказал, что, будь она мужчиной, я бы ее ударил, а она ответила, что не сомневалась: где-то в глубине души у меня запрятано достоинство – и теперь она узнала, где именно.
– Хладнокровная особа.
– Точно. Она отлично знала, где и с какой силой надо надавить, чтобы добиться желаемого результата. После того как я прослушал в колледже курс психологии, я понял, что эта преподавательница делала все именно так, как нужно, но тогда… тогда я только впервые почувствовал, что кому-то есть до меня дело. Впервые кто-то поманил меня мечтой и сказал: «Спенс, в твоих силах достичь этого».
Шарли накрыла ладонью его руку. Спенс не смотрел в ее сторону.
– Я никому не рассказывал про это.
По его голосу Шарли поняла, что он уже жалеет об этом – боится, что она утопит его в слезах сочувствия. У нее действительно запершило в горле.
– Но это же как раз доказывает справедливость моих слов, Спенс. Если бы ты уже учился в колледже, преподаватели, скорее всего, так и не узнали бы тебя настолько близко, чтобы понять, на какие кнопки нажимать.
Он слабо улыбнулся.
– Значит, ты собирался стать автослесарем, – задумчиво произнесла Шарли. – По двигателям или по кузовам?
– По двигателям. А что?
– Плохо. Судя по тому, что с твоим автомобилем, тебе лучше бы быть жестянщиком.
– Наверняка и двигателю досталось. Удар был приличный.
– О, это обнадеживает, – в ее голосе чуть заметно сквозила ирония.
Спенс улыбнулся.
– Спасибо, Шарли.
– За что? За сочувствие? Кстати, ты болтаешь не переставая, чтобы убедиться, что у меня нет сотрясения?
– Отчасти. – Спенс потянулся к картам и начал их тасовать. – Ты точно не хочешь сыграть в покер?
– Точно.
Собрав силы, Шарли оторвалась от кушетки. Сделать это оказалось непросто. Наверное, напрасно она сидела неподвижно, надо было двигаться.
– Я проголодалась. Мы ведь так и не завтракали.
– Не обобщай.
Застыв на пороге кухни, Шарли обернулась.
– Так, значит, вот чем ты громыхал все утро?
– Это я-то громыхал? – обиделся Спенс. – Я двигался очень тихо.
Отрезав толстый ломоть хлеба, Шарли густо намазала его вареньем.
– Боялся, что я проснусь и потребую поделиться?
– Низкая клевета. Я с готовностью поделился бы с тобой. – Войдя на кухню, он остановился у стола, глядя, как Шарли режет хлеб. – А ты со мной поделишься?
– Еще чего! У тебя есть руки. Но кофе я тебе сварю.
С этими словами она поставила чайник на огонь.
– Только потому, что сама тоже хочешь кофе.
– Вот истинный дух сотрудничества!
Спенс забрал у нее нож.
– Тогда я не скажу, что у тебя лицо в варенье.
Шарли провела полотенцем по щеке.
– Мимо, – покачал головой Спенс.
– Где?
– Подойди, так и быть покажу, – ответил он, тщательно намазывая хлеб. – Исключительно по доброте душевной.
Спенс не отрывал взгляда от стола, но Шарли, услышав какие-то непонятные нотки в его голосе, почувствовала, как у нее внутри все перевернулось. Неужели он собирается стереть варенье поцелуем? После его слов об опасности игр с огнем? Да нет, это все глупые фантазии.
Шарли приблизилась к Спенсу, и он повернулся к ней, его теплое дыхание ласково пощекотало ей лоб. Теплое и несколько учащенное – как и тогда, на вершине холма.
Рука Спенса обвила Шарли за талию, и ее желудок тотчас же начал выделывать кульбиты. «Раньше надо было думать», – сказала она себе, закрывая глаза и с готовностью подставляя губы.
Однако вместо ожидаемого поцелуя почувствовала, как по ее подбородку скользнула холодная материя. Открыв глаза, Шарли увидела, как Спенс вешает на крючок влажное полотенце.
– Так-то оно лучше, – небрежно заметил он, снова принимаясь за бутерброд.
«Поняла теперь, – горько сказала себе Шарли, – какая ты неотразимая?»
Она медленно доела свой бутерброд, глотая по маленькому кусочку, потому что хлеб никак не лез ей в горло, и стала готовить кофе.
Но мысли ее постоянно возвращались к случившемуся. Разумеется, Спенс прав насчет игр с огнем. Положение у них и без того напряженное. Добавить физические контакты – это все равно что зажечь газовую горелку под колбой с кислотой. Занятие для безумных.
Значит, она безумная. Тот неожиданный поцелуй на улице словно приоткрыл укромный тайник, где хранились воспоминания обо всех поцелуях, объятиях, прикосновениях. И теперь эти воспоминания ожили, и каждое слово, каждый жест Спенса напоминают о прошлом…