— Слишком много обязанностей и ответственности, — проворчал Джек, подозревая, что именно об этом и подумала Грейс в первую очередь.
Она открыла было рот, чтобы ответить «да». Ее щеки слегка порозовели, и на мгновение она отвела взгляд.
— В вас слишком силен бунтарский дух, — проговорила она. — Вы бы не захотели примкнуть к начальству.
— Ах, к начальству, — с явным удовольствием повторил Джек.
— Не придирайтесь к словам.
— Что ж, — усмехнулся Джек, картинно изогнув бровь, — надеюсь, вы понимаете, что говорите это бывшему офицеру армии его величества.
Но Грейс лишь досадливо отмахнулась от его возражений:
— Мне следовало сказать, что вам нравится мнить себя бунтарем. Подозреваю, что в душе вы, как и все мы, законопослушны и не чужды условностей.
Джек немного помолчал, а потом заметил:
— Надеюсь, вы понимаете, что говорите это бывшему разбойнику, промышлявшему на дорогах его королевского величества.
Как ему удалось сохранить серьезный вид, он и сам не знал, но когда Грейс после секундного замешательства громко рассмеялась, Джек облегченно вздохнул — он сдерживался из последних сил, изображая оскорбленную невинность. Ему даже начало казаться, что чопорными манерами и надменной осанкой он напоминает Уиндема. Так, чего доброго, можно нажить расстройство желудка.
— Вы чудовище, — пожаловалась Грейс, вытирая глаза.
— Стараюсь, как могу, — скромно потупился Джек.
— Вот почему, — Грейс с улыбкой погрозила ему пальцем, — вас никогда не поставят старшим над учениками.
— Избави Боже, надеюсь, мне это не грозит, — отозвался Джек. — В моем возрасте это уже чересчур.
А если вспомнить его былые подвиги… Даже сейчас Джеку продолжала сниться школа. Не в кошмарах, конечно, — слишком много чести. Но не реже раза в месяц Джек видел себя за школьной партой и просыпался с отвратительным чувством. Нелепо для двадцативосьмилетнего мужчины. Снилось ему почти всегда одно и то же. Он заглядывал в расписание и внезапно понимал, что, напрочь забыв об уроках латыни, прогулял весь семестр. В других сновидениях Джек являлся на экзамен без штанов.
Из всех школьных предметов он вспоминал с удовольствием лишь занятия спортом и историю искусств. Спортивные игры всегда давались ему легко. Джеку достаточно было всего минуту понаблюдать, как играют другие, и тело само знало, что ему делать. С искусством же дело обстояло иначе. Джек не обладал художественным талантом, но ему нравилось изучать живопись и любоваться ее лучшими образцами. Не зря в первый же вечер в Белгрейве он завел с Грейс разговор об искусстве.
Его взгляд упал на раскрытую книгу, лежавшую на столе между ним и Грейс.
— Чем вам не нравится эта картина? — Джек не назвал бы «Капризницу» своей любимой работой Ватто, но он не видел в ней ничего дурного.
— Даме неприятен ее кавалер, — тихо произнесла Грейс, рассматривая книгу, и Джек с удивлением заметил резкую складку у нее на лбу. Что это? Тревога? Гнев? Кто знает… — Женщине противны ухаживания мужчины, — добавила Грейс. — Но он и не думает остановиться. Посмотрите на его лицо.
Джек внимательнее пригляделся к изображению и понял, что хотела сказать Грейс. Качество иллюстраций оставляло желать лучшего, и Джек не решился бы судить, насколько репродукция отличается от оригинала. Едва ли краски сохранили первозданный оттенок, но линии казались четкими. В выражении лица мужчины было что-то хитрое, коварное. И все же…
— Не правильнее ли было бы сказать, что вам неприятна не сама картина, а ее сюжет?
— А в чем разница?
Джек на минуту задумался. Ему давно не приходилось участвовать в интеллектуальных беседах.
— Возможно, художник хотел вызвать у зрителя именно это чувство. Негодование. Он изображает сцену обольщения в мельчайших подробностях, однако это вовсе не значит, что он одобряет происходящее на холсте.
— Возможно. — Губы Грейс сжались в одну тонкую линию, уголки рта скорбно опустились. Такой Джек ее еще не видел. Он огорченно нахмурился. Эта горькая гримаса старила ее, придавая тонким чертам выражение унылой покорности и разочарования. Грейс выглядела глубоко несчастной — казалось, она никогда больше не рассмеется.
Ее погасшие глаза смотрели устало, будто Грейс смирилась со своим горем, притерпелась к боли.
— Вам вовсе не обязательно восхищаться этой картиной, — мягко заметил Джек.