Особенно,... 
57 
— За что пить будем, гости мои ненаглядные? Если имеете в сердце охоту высказать доброе пожелание, с удовольствием послушаем вас. Мы ведь тоже без застольных речей опрокидывать стопки не очень приучены, как и полагается в русских православных традициях.
— Можно поднять бокалы за Карла Маркса или Фридриха Энгельса, например. А еще лучше, за мировую пролетарскую революцию, — незамедлительно подал компании мысль бомбометатель Ульянов Александр.
При этом посоловевшие глаза его плотоядно пожирали волнующиеся любовью и молодостью обнаженные Анкины руки. Пулеметчица в кураже от своей незаменимой востребованности с игривым кокетством поднесла студенту полную миску янтарной ухи.
Чапаев, внимательно отслеживающий все происходящее за хлебосольным столом, четко для себя отметил, что еще немного и ленинскому брательнику придется проглотить уху вместе с алюминиевой миской. Настолько недвусмысленным становилось выражение Петькиной звереющей физиономии. Поэтому он украдкой пригрозил ординарцу зажатым стальным кулаком. Но студент, похоже, быстренько и сам сориентировался по ситуации и картинно, едва ли не спиной повернулся к искусительнице, демонстрируя полное к ней безразличие.
Царь Николай, между тем, обратившись непосредственно к предложившему политический тост Ульянову, искренне возмутился:
— Вот уж бокалы. Может, Вы еще посоветуете выпить за Гришку Отрепьева или за Малюту Скуратова, это же все Ваши кумиры. По—моему, в приличном обществе полагается пить за порядочных, благородных людей или, по крайне мере, за добрые пожелания. Похоже, ваше пребывание в вечности, не способствовало освобождению от готовности служить безобразиям. Видно, не всякого ущербного или горбатого даже разлука с Землей хоть немного исправит.
— И что вы такие конфликтные, — вставая из—за стола, обратился к окружающим с примирительной речью Чапай, — разве можно на таких неуважительных тонах проводить приятельский ужин. Ведь у нас же общая доля, общая матушка Русь, неужели нельзя относиться друг к дружке по—братски. Предлагаю расслабиться и выпить до дна мировую, выпить за родину нашу, вечную и неизбывную гордость для истинно русской души.
Все без приглашения поднялись со своих мест, сдвинули граненые стопки, и с решительным выражением лиц опрокинули этот, как нельзя более примирительный тост. Так издревле повелось в нашем бесшабашном отечестве. Люди могли враждовать, до кровавых чертей изводить и себя, и соседа, но когда вопрос подымался про матушку Русь, всякие личные страсти и прихоти отступали на задний план. Оставалась только она, необъятная и непостижимая, как вечерняя зимняя молитва, как стремительный бег разгулявшихся вешних вод.
Удачно и главное ко времени выпитый тост, разумеется, заметно смягчил в Разливе общий настрой почтенной компании. Все с облегчением заулыбались и переключились на осаду изобилующего вкуснятиной стола. В ход пошли и уха, и роскошные раки, в самом деле величиной чуть ли не с лапоть, за которые не то, чтобы по пять, но и по пятнадцать запросить на одесском привозе не стыдно. Духмяные, мастерски запаренные в крутом укропном настое, они были приняты публикой на ура. Николай, смачно прожевывая очередную раковую шейку, доставшуюся непосредственно из заботливых рук пулеметчицы, заметил окружающим:
— Я полагаю, славная жизнь могла бы процветать на Руси, когда бы всякие горе—господа и прочие выскочки не баламутили почем зря наш богоносный народ. Православные люди подетски добры и доверчивы, поэтому без труда поддаются на уловки пустых болтунов, не стесняющих себя в обещаниях. Пока власти в руках не имеешь, обещать можно все, что угодно, а получишь хоть малую, хоть безмерную власть и враз обнаружится, что ничего изменить невозможно. Я даже больше скажу, чем могущественней представляется обретенная кемлибо власть, тем беспомощней на поверку оказывается ее якобы распорядитель.
Царь с досадой развел руками и попросил пулеметчицу приготовить для него небольшой с зернистой икрой бутерброд. При этом рассказал смешную историю, как в детстве всячески хитрил за столом и пытался под наблюдением взрослых, вместо бутерброда с опостылевшей черной икрой, скушать чистый кусочек обыкновенного хлебушка. Приняв из Анкиных рук деликатно составленное угощение, Николай обратился к демонстрирующему аппетит кашалота студенту, и по—хорошему полюбопытствовал:
57 
