Последние отзывы

  135  

В мою постоянную обязанность входило кормление младшего брата фруктовым соком. Папа пробуравил напильником в стеклянном пузырьке небольшую дырочку, чтобы не залипала соска и я терпеливо поил родного карапуза. Помню, каких усилий стоило удерживаться от соблазна отведать вкусного сока, но я держался изо всех сил. В девятилетнем возрасте для меня не оставалось секретом, откуда появляются на свет божий люди. Видел маму в положении, живот у нее был очень велик. Когда смотрел на сосущего яблочный сок брата, сердце сжималось от жалости. Потому что я постоянно соображал, ну как же он находился в мамином животе? Мне все казалось, что брату в темноте было очень страшно и жалко становилось его до слез. Брат вырос. В советские годы работал зубным техником, теперь занимается бизнесом, весьма успешно. Настолько успешно, что в середине девяностых обокрал мою семью до последней нитки и слинял на берега Невы. Великим нефтедауном он не сделался, может быть рылом не вышел, но автозапчастями на Питерских рынках торгует довольно бойко.

В последние времена обыкновенная процедура деторождения принимает подозрительно уродливые формы. Возникают какие—то, доселе не слыханные фигуранты, в этом, в общемто незамысловатом действии. Чего стоит одно только название «суррогатная мама», за которым, в соответствии со здравым смыслом, неминуемо следуют — «суррогатные дети». Нормальное зачатие человеческой жизни является актом божественным, хотя бы потому, что освящается любовью, высочайшим эмоциональным всплеском, апофеозом чувственного естества. Если мы всерьез полагаем, что человек сотворен по образу и подобию Божию и что Бог есть любовь, то залог нашего богопричастия, порука нашего богоподобия, закладывается в годину зачатия, именно под знаком любви. Об этом не худо было бы помнить будущим родителям, которые иногда торопятся пройтись по всем кругам земного ада, а потом ищут панацею в суррогатных упражнениях. Невозможно без внутреннего содрогания видеть на телеэкране различные медицинские агрегаты для искусственного сохранения недоношенных, недоразвитых, неполноценных малюток. Подается вся эта чудотехника, как высочайшее достижение цивилизации. В этой связи вспоминается забавный анекдот, по которому: «армянская молодежь настойчиво создает себе трудности, чтобы потом мужественно их преодолевать».

Между тем, в пору языческого прошлого наши пращуры относились к рождению детей предельно ответственно. Когда молодые люди вознамеривались обзаводиться ребенком, они брали меховые полости, полагали их на свежевскрытую пашню и всю ночь, под звездами, занимались любовью. Великое таинство зачатия новой жизни происходило в соитии с плодородием матушки—земли, да еще под звездным благословением. Нельзя не склонить голову перед мудростью и деликатностью наших предков, в ответственейшем деле продолжения рода человеческого. Они оформили, сохранили и передали нам уникальный генетический фонд, с невероятной жизнестойкостью. Этот драгоценнейший их дар мы варварски разбазарили фактически за три—четыре последних десятилетия, похоже, что невосполнимо. Как тут не посокрушаться о диких нравах наших далеких пращуров.

На тысяча девятьсот пятьдесят пятый год приходился десятилетний юбилей Дня Победы. Вероятно, самый необычайный юбилей в ряду следующих круглых дат от девятого мая. Дело в том, что отношения с Великой Отечественной у Никиты Хрущева не сложились. Война не оставила в его биографии яркого, героического следа. Как главный рулевой республики кукурузный Никита нес негласную ответственность за позорные провалы на украинских фронтах. Воякой—то он был известным. В академиях, как повелось с чапаевских времен, штаны не протирал, но членом военного совета был и генеральскими погонами забавлялся. Отстоять Украину, в первые месяцы войны, у руководства страны советов объективных шансов не было, однако преступные просчеты с окружениями на собственной территории, унизительные сдачи пленными сотен тысяч боеспособных людей — это все результат «мудрой» стратегии партийного руководства. В итоге Никита окончил войну без дежурной звезды героя, что по его положению равносильно наказанию. По этой—то причине очередной ленинец недолюбливал соратников в галифе и всякие торжества по случаю Дня Победы, чувствовал себя, как татарин на чужом пиру. Вот где—нибудь на скотоферме или на колхозном поле в соломенной шляпе, да с початком лохматой кукурузы в руках Никитка смотрелся исключительно органично. Ему бы по—хорошему приладить свое рыло где—нибудь кладовщиком при колхозном амбаре — щупать в потемках баб, обвешивать под шумок мукой зазевавшихся просителей и благополучно дожидаться старости, не гневя по—крупному Всевышнего. Так нет же, занесла дуралея нелегкая в умопомрачительно дерзкий кремлевский залет. Хрущев, более чем кто—либо другой, хорошо знал настоящую цену празднику Победы. Как и во все времена, отсутствие цены на человеческую жизнь сделалось главной трагедией для нашего народа в этой страшной мировой бойне. Дайте срок, он припомнит генералам весь их победоносный кураж, восстановит статус—кво. Доберется до самого Жукова, исполнит ему «куцен—бацен», не взирая на все его четырежды геройства, это вам не какой—нибудь танец с оглоблями под звон щитов камуфляжных гладиаторов.

  135