Особенно,... 
65 
Олестер Окаянный не суетился. Он поднял свой тяжелый фамильный меч, будто собирался позировать для одной из тех пафосных картин, которые так любили в его замке, а за его спиной стоял весельчак Микош, даже сейчас улыбающийся как после хорошей шутки. Ему и вправду казалось забавным то, что он собирался сейчас сделать. Вот Олестер делает шаг вперед, меч движется за ним, и люди вокруг начинают задыхаться от чего-то отвратительно ужасного. Смесь из черного марева ненависти, обычно затаенной темной злобы и привитого в детстве чувства вины расползается вокруг воина, заставляя совсем не изнеженных пиратов корчиться в муках и пропускать удары того самого тяжелого фамильного меча. И никто после его удара и, пуще того, после прошедшего мимо Окаянного не в силах сделать уже ничего. И не будет никогда. Потому что нет оружия страшнее ненависти.
Недалеко от Льота пляшет со своим тонким легким красавцем Шаи. Его движения так же отточенны, как и на тренировке, за которой Фарклайд недавно наблюдал. Ничего лишнего и сколько изящества! Именно так убивают марахны, одна из которых изображена на его гербе. Помощник старшего протектора Нарры не улыбается, он напряжен или, скорее, сосредоточен. И выкашивает противников столь методично, будто проверяет финансовый отчет. Недаром же он лучший адъютант Льота Фарклайда! В какой-то момент Шаи понимает, что не может отразить один из ударов, несущихся к нему, не удается и уклониться. Тогда энергия вокруг его тела уплотняется, становясь щитом, какие поставили вокруг себя духовники. Ему же партнер не нужен – он один из тех, кто лишь может стать старшим протектором – воин и духовник в одном лице. Слава Нарре за это! И тонкий меч вновь и вновь поднимается для своего страшного дела. Легко и изящно, да так чтобы кровь и ошметки человеческой плоти не запятнали аккуратную форму лучшего адъютанта.
С другой стороны от Льота в самом начале битвы взвился в прыжке Майрэл. Стройный молодой мужчина в один миг стал подобен дикому зверю, каким и был, по сути говоря. Руки трансформировались в лапы с кинжалами длинных когтей, во рту появились клыки, но эффектней всего была нечеловеческая гибкость, скорость и реакция. Черные глаза, еще более блестящие, чем до этого, подмечали, а чуткие уши улавливали все, что творилось вокруг, и это совершенно не мешало, не сбивало с толку и не оглушало. Лишь позволяло слушать, буквально чувствовать кожей любое движение рядом и наносить удар, не глядя и не промахиваясь. Майрэл даже не стал доставать меч, его оружие всегда было при нем. В ближнем бою у его противников не было шансов. Тяжелые лапы одним ударом сворачивали шеи, когти располосовывали тела так, что о дальнейшем сопротивлении не могло идти и речи. А ведь еще есть пасть. В этом было что-то невероятное, ужасное – видеть, как красивый молодой мужчина вгрызается клыками в чужую плоть, чаще всего в шею, рвет ее одним мощным движением и откидывает от себя обливающееся кровью тело, чтобы тут же подскочить к следующему. С бешеной скоростью и невероятной гибкостью он подныривал под мечи и уклонялся от ударов, ему ничего не стоило прыгнуть под ноги или сверху. Иногда, когда до желанной цели, например прядильщика, трудно было добраться, он просто прыгал на стены или какую-нибудь мебель, а порой и просто людей, и прямо так скакал вперед, где держась когтями, где только отталкиваясь. И рядом с ним прыгал его двойник – полупрозрачный барс, роскошное мощное животное – и так же наносил удары, прикрывая себя в человеческом обличье и помогая себе же. Этот неубиваемый, но смертельно опасный зверь являлся работой Шерши, довольно наблюдающего сейчас за ними. Часть души Майрэла, его истинная сущность, тотем и сила оборотня сражалась сейчас рядом с самим Ракс-Коррайским, приводя в ужас окружающих – ведь душу убить нельзя. Опьяненный же кровью хищник резвился вовсю. Но его игры мало кому нравились.
И чем более безумным, сумасшедшим и диким казался оборотень, тем более холодным и равнодушным выглядел его командир. В этой бушующей, исходящей злобой, азартом и страхом массе людей он двигался вперед словно айсберг изо льда и безразличия. Ни капли суеты не было в просто незаметном для обычного глаза движении, которым он извлек блестящий, длинный, чуть изогнутый меч из ножен. Его совершенное, острейшее лезвие сверкнуло в полутемном зале, как молния прорезает небеса. И сила наполнила пространство вокруг, более всего походя на холодный резкий ветер, всколыхнувший волосы старшего протектора и заставивший колдунов противников задуматься об отходе.
65 
