Фил Уиттачер кивнул на стопки газет.
— Я сделал так, чтобы он смог это прочесть. Уже тридцать четыре года он отправляет послания. Настало время ответить.
Судья приподнялся с подушек, спустил ноги с кровати. Перечитал листок.
— Не думай, что этот ублюдок настолько глуп, чтобы прийти.
— Он придет.
— Бред собачий.
— Вы мне верите?
Судья перевел на него взгляд, словно решая алгебраическую задачу.
— Откуда ты знаешь, придурок? Может, ты забрался в голову Арни?
— Я знаю, где он, что он делает сегодня и что будет делать завтра. Я знаю про него все.
Судья расхохотался, выпустив смертельную струю газов. Несколько минут он заливался смехом. Бронхиальным, катаральным смехом. В середине его проскользнула одна серебряная нота. Внезапно судья посерьезнел.
— Ладно, часовщик. Будь я проклят, если что-то понял. Но я тебе верю, о'кей.
Он наклонился вперед, так, что лицо его вплотную приблизилось к лицу Уиттачера.
— Ты же не станешь говорить, что и вправду запустил часы?
— Это мое дело. Давайте о том, что будете делать вы.
— Проще некуда. Как только этот ублюдок покажется в городе, я пущу ему пулю точно между глаз.
— Любой в городе это может. Не тратьте силы попусту. Я приготовил для вас кое-что более изысканное.
— Что же?
— Не пускать ему пулю точно между глаз.
— Ты совсем кретин или как?
— Здесь этот человек — готовый мертвец. А мне он нужен живым. Только вы можете справиться с задачей.
— Как понимать — живым?
— Судья, я приведу его сюда. Найду способ усадить за стол рядом со мной. Ненадолго. Пусть расскажет пару историй. А потом делайте с ним все что угодно. Но я хочу видеть его напротив себя, за столом. Без свидетелей. И без пуль точно между глаз.
— Непростое дело. Это не человек, а дикий зверь. Если ты дашь ему время, можешь считать себя конченым.
— Я же сказал: вот достойная вас работа.
— Это не развлекательная прогулка.
— Да. Поэтому отыщите другую пару ботинок.
Судья посмотрел на свои ноги.
— А пошел бы ты на хрен, сопляк.
— Нет времени. Мне надо идти к Берду.
И он пошел к Берду.
— Берд, ты знаешь, как стрелял Арни Дольфин?
— Никогда не видел.
— Это да, но тебе известно, что говорят?
— Достает оружие не спеша. Целится дьявольски точно: кажется, наследственное. Когда-то сестры любили делать из этого целый спектакль.
— История с червонным валетом?
— Угу.
— Как, черт возьми, ему это удавалось?
— Не знаю. Но там, где замешаны карты, всегда обман. Только пистолет не врет.
Вздор, подумал Фил Уиттачер.
— Берд, смотри: один против шести, в чистом поле: есть шансы уйти живым?
— В кольте шесть патронов. Значит, есть.
— Хватит лирики, Берд. Он уходит живым или нет?
Берд поразмыслил.
— Да, если эти шестеро — слепые.
Фил Уиттачер улыбнулся.
— Это мы слепые, Берд. Видим лишь то, что рассчитываем увидеть.
— Хватит философии, парень. Какого хрена ты ко мне привязался?
— По-прежнему хочешь умереть?
— Да. Поэтому скорей заканчивай чинить часы.
— У тебя есть планы на восьмое июня?
— Кроме того, что я буду ссать кровью и кидать камни в собак?
— Кроме этого.
— Дай подумать.
Берд подумал.
— Я бы сказал — нет.
— Отлично. Ты мне будешь нужен.
— Я или мои пистолеты?
— Вы все еще работаете вместе?
— По особым случаям.
— Это — особый случай.
— Как особый?
— Мы починим эти долбаные часы.
Берд прищурился, чтобы лучше видеть лицо Фила Уиттачера.
— Ты мне мозги пудришь?
— Я серьезен как никогда.
Как это Берд сумел наставить пистолет на Фила Уиттачера? Мгновение назад тот лежал в кобуре.
— Ты мне мозги пудришь?
— Я серьезен как никогда.
Как это Берд засунул пистолет в кобуру?
— Давай обо мне, парень.
— Понадобятся твои глаза, Берд.
— Будет трудно.
— Как они?
— Зависит от освещения.
— Что это за карта?
Берд прищурил глаза на карту, выскользнувшую из рукава Фила Уиттачера.
— Трефы?
Фил Уиттачер взял ее двумя пальцами и подбросил в воздух.
Пистолет, выхваченный из кобуры. Шесть пуль. Карта подскочила, словно ударившись о невидимый стеклянный стол. Затем спланировала на пол, как опавший лист.
— А то же самое с тридцати метров?
— Нет.
— А если карта неподвижна?
— С тридцати?