.
Очередная сказка о Золушке 
74 
— Вы купили его?
— Нет, Пумеранг украл у одного японца.
— А-а.
Отец Гульда взял в руки пульт, включил телевизор. Ничего не произошло. Понажимал на кнопки, но ничего не происходило.
— Скажите мне. Только честно.
— Что?
— Вам не было страшновато — жить бок о бок с таким мальчиком, как Гульд?
— Однажды.
— Однажды — это когда?
— Однажды, когда речь зашла о его матери. Он сказал, что его мать — сумасшедшая, и я услышала всю историю. Страшно было не то, что он говорил, а то, как он говорил. Голосом старика. Словно бы он знал все наперед, знал, чем все кончится. Голос старика.
— …
— Нужно было, чтобы кто-то помог ему стать ребенком.
— …
— Он не верил, что в реальной жизни можно быть ребенком, которого не унизят, не раздавят, и все такое.
— …
— Он считал, что быть гением — это удача, что это средство сохранить свою жизнь.
— …
— Средство не выглядеть ребенком.
— …
— По-моему, он мечтал быть ребенком.
— …
— По-моему, он мечтал в то время быть ребенком. По-моему, сейчас он взрослый и наконец может стать ребенком. Навсегда.
Так они скоротали вечер, то в разговорах о войне и вестернах, то просто сидя у дивана и слушая музыку, доносившуюся из невыключенного радио. В конце концов отец Гульда признался, что с удовольствием провел бы ночь здесь, если только не помешает. Можете, ответила Шатци, делать все что угодно, будьте как дома, вы совсем не мешаете, я буду только рада. Можете постелить себе в комнате Гульда, — но генерал сделал неопределенный жест, нет, возразил он, лучше я заночую на диване, не беспокойтесь, я отлично устроюсь на диване.
— Там не слишком-то удобно.
— Отлично устроюсь, уж вы мне поверьте.
Итак, он уснул на диване. На том, синем. Шатци уснула в своей комнате. Сперва она довольно долго сидела на кровати, при свете. Потом и вправду уснула.
Утром они договорились о деньгах. Потом отец Гульда спросил, что Шатци намерена делать. Это значило — остаться здесь или что-то другое.
— Не знаю, думаю, что еще немного побуду здесь.
— Так мне будет спокойнее.
— Да.
— Если вдруг Гульд вздумает вернуться, так лучше, он найдет кого-то дома.
— Да.
— Можете звонить мне когда угодно.
— Да.
— Я вам позвоню.
— Да.
— А если вы что-нибудь придумаете, сразу мне сообщите, ладно?
— А как же.
Тогда отец Гульда заявил, что она такая девушка — просто блеск. И поблагодарил ее за то, что она такая девушка — просто блеск. И сказал еще кое-что. И наконец спросил: что я могу для вас сделать?
Шатци ничего не ответила. Но позже, когда отец Гульда был уже в дверях, сказала: вот что. Она хотела бы при случае познакомиться с Рут. Зачем, не объяснила. Просто познакомиться.
— Вы познакомите меня с Рут?
Отец Гульда чуть помолчал. Потом ответил: да.
28
На просторах прерий, под порывами ветра, пейзаж и людские души склонялись в сторону запада. Весь Клозинтаун согнулся, словно старый судья, выходящий из камеры очередного смертника. Музыка.
Музыка звучала все время, срываясь с губ Шатци.
За окном ночь. В гостиной сестер Дольфин — две сестры и иностранец, которого они обстреляли при въезде в городок.
Вообще говоря, все выглядело странновато, но при попытке коснуться этой темы Шатци пожимала плечами и продолжала рассказывать.
Иностранца звали Фил Уиттачер. Ударение на и. Уиттачер.
Фил Уиттачер был не из тех, кто привык выкладываться в деле. Точнее, он выкладывался, когда ему платили много и авансом. Из Клозинтауна ему прислали крайне вежливое письмо и тысячу долларов за беспокойство. Начало неплохое. Если он желает получить остальные девять тысяч, сообщалось в письме, то должен отыскать красный дом, единственный во всем городе.
Единственный красный дом в Клозинтауне принадлежал сестрам Дольфин.
Поэтому сейчас они сидели в гостиной и беседовали. Втроем.
— Почему я? — задал вопрос иностранец.
— Исследовав проблему, мистер Уиттачер, мы решили, что во всех отношениях вы — тот человек, кто способен с ней справиться, — начала Джулия Дольфин.
— Нам нужен самый лучший, и ты, парень, это знаешь, — подхватила Мелисса.
Они похожи, но не совсем, — думала Шатци. Так часто бывает с близняшками: внешне — две капли воды, а внутри — будто она душа разделилась надвое, белое с одной стороны, черное — с другой. Джулия — белое. Мелисса — черное. Невозможно представить себе в отдельности одну и другую.
74 
