— Как это случилось? — спросил он, стараясь не выдать своего негодования.
Элизабет подняла на него глаза, горький смиренный звук слетел с ее уст.
— Это произошло через шесть месяцев после смерти мамы. Он всегда… — У нее перехватило горло. — Он всегда любил ее больше нас.
Джеймс начал что-то говорить, но слова полились с туб Элизабет со стремительностью весеннего паводка. Словно прорвало дамбу, и она больше не могла сдерживать потока эмоций.
— Он просто не мог больше жить, — сказала она с блеснувшими гневом глазами. — С каждым днем он все дальше и дальше ускользал в свой неведомый мир, куда никому из нас не было доступа. Как бы мы ни старались. Клянусь вам, мы старались.
— Знаю, — вымолвил он, сжав ее плечо. — Я знаю вас. И верю, что вы старались.
— Даже Джейн и Лукас. Они забирались к нему на колени, совсем как раньше, но он сталкивал их. Он не обнимал нас. Вообще не дотрагивался. А ближе к концу даже не желал е нами говорить. — Она глубоко втянула в себя воздух, но это не успокоило ее. — Я всегда знала, что он никогда не любил нас так, как ее, но все же надеялась, что он любит нас достаточно.
Сжав пальцы в кулачок, она горестно прижала его ко рту. Джеймс протянул руку и коснулся ее пальцев, ощутив странное облегчение, когда они обхватили его ладонь.
— Я надеялась, — еле слышно сказала она с невыразимой печалью в голосе, — что он достаточно любит нас, чтобы жить.
— Не говорите больше ничего, — прошептал Джеймс, сознавая, что никогда не забудет этой минуты. — Вы не обязаны мне рассказывать.
— Нет. — Она покачала головой. — Но я хочу. Я никогда не произносила этого вслух.
Он подождал, пока она собиралась с силами.
— Он застрелился, — вымолвила Элизабет так тихо, что он едва различил ее слова. — Я нашла его в саду. Было так много крови!.. — Она судорожно сглотнула. — Я никогда не видела столько крови…
Джеймс молчал, всей душой желая утешить ее, но не знал, где найти слова, которые могли бы ей помочь.
Она горько рассмеялась:
— Я пыталась убедить себя, что, застрелившись в саду, он проявил последнюю заботу о нас. Мне пришлось столько раз проделать путь к колодцу и обратно, пока кровь не впиталась в землю. Если бы он застрелился в доме, один Бог знает, как бы я все смыла.
— И что вы сделали? — мягко спросил он,
— Я представила все как несчастный случай на охоте, — прошептала Элизабет. — Перетащила его тело в лес. Все знали, что он заядлый охотник. Никто ничего не заподозрил. Во всяком случае, никто ничего не сказал.
— Вы перетащили его? — недоверчиво спросил он. — Ваш отец был некрупным мужчиной? Я хочу сказать, вы такая малышка, что…
— Он был примерно вашего роста, хотя и тоньше. Не знаю, откуда взялись силы, — сказала она, покачав головой. — Наверное, от ужаса. Я не хотела, чтобы дети знали, что он сделал. — Взгляд ее вдруг стал неуверенным. — Они до сих пор не знают.
Он сжал ее руку.
— Я старалась не говорить о нем дурно.
— Вы пять лет тащите на своих плечах такой груз, — мягко заметил он. — Тайны — тяжелое бремя, Элизабет. Их трудно нести в одиночку.
Плечи ее приподнялись и устало поникли.
— Возможно, я поступила не правильно. Но я была в панике. Просто не знала, что еще можно сделать.
— По-моему, вы сделали именно то, что нужно.
— Его похоронили в освященной земле, — сказала она ровным тоном. — С точки зрения церкви — да и всех, кроме меня, — это не было самоубийством. Все соболезновали, называли это ужасной трагедией, а я с трудом сдерживалась, чтобы не выкрикнуть правду.
Элизабет повернулась лицом к нему. Глаза ее влажно блестели, поражая своим фиалковым оттенком.
— Я злилась, слушая, как его превозносят. И хотя я скрыла факт его самоубийства, мне хотелось сказать им, что он трус, оставивший меня расхлебывать последствия своего поступка. Мне хотелось встряхнуть их и трясти до тех пор, пока они не перестанут повторять, каким замечательным он был отцом.
Потому что он никогда им не был. — В ее тихом голосе зазвучали яростные нотки. — Он не был хорошим отцом! Мы были для него обузой. Ему нужна была только мама. А нас он никогда не хотел.
— Мне так жаль, — прошептал Джеймс, взяв ее за руку.
— Вы здесь ни при чем.
Он улыбнулся, надеясь вызвать ответную улыбку:
— Знаю, но мне все равно очень жаль.
Ее губы дрогнули — почти улыбка, хотя и не совсем.
— Какая ирония, не правда ли? Любовь ведь считается благом, да?