Кроме того, он же не терял самообладания. Никогда. Все это знали, а если и не знали, то должны были узнать.
— Ради Бога, кто такая мисс Викерс? — спросил Себастьян, принимая небрежно-дерзкую позу.
— Она не Викерс, — повторил кто-то. — Ее мать была Викерс, а отец — кем-то другим.
— Уинслоу! — рявкнул граф. — Ее фамилия — Уинслоу.
Себастьян почувствовал, что его пальцы закололо, как иголочками. Правая рука невольно сжалась в кулак.
— Так что насчет мисс Уинслоу?
— Притворяешься, что не знаешь?!
Себ пожал плечами, хотя это потребовало от него напряжения всех сил.
— Мне нечего скрывать.
Глаза дядюшки загорелись злобным огнем.
— Она скоро станет твоей тетушкой, дорогой племянничек.
Дыхание с шумом вырвалось из груди Себа, и он возблагодарил небеса или архитектора за то, что поблизости оказалась стена, к которой он смог прислониться.
Аннабел Уинслоу была внучкой лорда Викерса. Эта роскошная девушка была предметом вожделения Ньюбери! Она так щедро одарена природой для деторождения, что могла бы побудить птиц к весеннему пению. Где вы, аисты?
Теперь все стало ясно. Он-то удивлялся, каким образом провинциальная мисс стала задушевной подругой дочери герцога. Просто они с леди Луизой были двоюродными сестрами, кузинами. Конечно, им суждено было подружиться.
Он вспомнил разговор со своим кузеном насчет певчих птиц и бедер, обещавших бурное деторождение. Фигура мисс Уинслоу была именно такой роскошно-соблазнительной, как ее описывал Эдвард. Когда Себ припомнил остолбенелый взгляд Эдварда во время рассказа о ее груди…
У него стало горько во рту. Возможно, он побьет Эдварда. Дядюшка из-за возраста был вне пределов его досягаемости, но Эдвард свое получит.
Мисс Аннабел Уинслоу была поистине сочным и спелым фруктом. И его дядюшка планировал на ней жениться.
— Ты будешь держаться подальше от нее, — низким скрипучим голосом произнес дядюшка.
Себастьян ничего не сказал на это. У него не было наготове бойкого ответа, и потому он промолчал. Так было лучше.
«Хотя один Бог знает, как я все равно ее хочу, несмотря на все сопутствующие обстоятельства».
Себастьян сосредоточился на том, чтобы выровнять дыхание, ставшее опасно прерывистым.
— Пусть у тебя есть молодость и внешность, — продолжал Ньюбери, — но титул у меня. И будь я проклят, если допущу к нему твои загребущие руки.
— А я и не хочу его, — пожал плечами Себ.
— Конечно, хочешь, — фыркнул Ньюбери.
— Не хочу, — небрежно откликнулся Себастьян. Он начал приходить в себя. Удивительно, как быстро могут чуточка наглости и небрежная манера вернуть человеку достоинство. — Я лишь советую вам поспешить и скорее обзавестись наследником. А то эта ситуация крайне двусмысленна. Вы должны испытывать неудобство.
Лицо Ньюбери побагровело еще больше. Себастьян даже не думал, что такое возможно.
— Вот как? Ты называешь титул графа Ньюбери неудобством?
Себ начал было снова пожимать плечами, но потом решил, что эффектнее будет хладнокровно рассматривать ногти. Через минуту он вновь посмотрел на дядюшку:
— Нахожу. А вы просто несносная помеха.
Пожалуй, этим он немного хватил через край. Даже слишком через край, с чем Ньюбери явно согласился, потому что изо рта у него полился поток бессвязных слов и брызги слюны, а затем он выплеснул свой бокал в лицо Себастьяну. В нем оставалось немного жидкости, половину он, видимо, расплескал, когда ударил Себастьяна раньше. Но там было достаточно, чтобы глаза Себа начало жечь и струйка потекла у него по носу. Стоя, как сопливый ребенок, нуждающийся в носовом платке, Себастьян вдруг почувствовал, что в нем зарождается бешеный гнев. Гнев, какого он раньше никогда не испытывал. Даже на войне он не ощущал жажды крови. Он был снайпер, выученный быть хладнокровным и спокойным, выискивать врага на расстоянии.
Он действовал как положено, но не вовлекался эмоционально.
Сейчас его сердце бешено забилось в груди, кровь застучала в висках, но он услышал коллективный «Ах!» и увидел столпившихся вокруг людей, ожидавших его достойного ответа.
И он ответил. Но не кулаками. Это было бы примитивно.
— Из уважения к вашему возрасту и старческой дряхлости, — произнес он ледяным тоном, — я вас не ударю. — Он сделал шаг прочь, но затем, будучи не в силах сдержать рвущуюся наружу ярость, обернулся и добавил тем же обычным, своим слегка рассеянным тоном: — Кроме того, я знаю, что вы жаждете заиметь сына. Если я собью вас с ног на пол, а мы все знаем, что это мне легко… — Себастьян вздохнул, словно рассказывая бесконечно горестную историю, — тогда я не уверен, что ваше мужское достоинство переживет этот удар.