110 
— Разумеется, нет, — пробормотал Себастьян, а Аннабел, чувствуя, что случившееся требует какого-то родственного завершающего высказывания, добавила: — Могу я вам что-либо принести?
— Ты можешь принести мне тишину. — Леди Викерс снова посмотрела на Себастьяна, на этот раз слегка прищурившись. — Вы понимаете, что я имею в виду? А?
Он, улыбаясь, кивнул.
— Я отправляюсь в свою комнату, — повторила леди Викерс. — Вы двое можете делать все, что захотите. Только не разбудите меня!
С этими словами она удалилась, плотно закрыв за собой дверь между комнатами.
Аннабел посмотрела на дверь, потом ошарашено на Себастьяна.
— По-моему, моя бабушка только что дала мне разрешение погубить мою репутацию.
— Сегодня ночью я этим займусь, — ухмыльнулся он, — если ты не возражаешь.
Аннабел, открыв рот, снова посмотрела на дверь, потом на него и наконец заключила:
— Кажется, она сошла с ума.
— Напротив, — возразил Себастьян, подходя к ней сзади, — она выказала себя самой разумной из всех нас. — Он наклонился и поцеловал Аннабел в затылок. — Теперь мы точно в одиночестве.
Аннабел повернулась в его объятиях.
— Я не чувствую себя одинокой. — Она махнула рукой в сторону бабушкиной комнаты.
Он обвил ее руками и опустил голову, чтобы дотронуться губами ямки под ключицей. На какой-то миг Аннабел показалось, что он пытается ее ласкать, но потом она поняла, что Себастьян смеется. Или по крайней мере старается сдержать смех.
— В чем дело? — спросила она.
— Я представляю себе, как она подслушивает под дверью, — приглушенно ответил он.
— И это смешно?
— Безусловно. — В голосе его все-таки звучало некоторое недоумение.
— У нее была связь с твоим дядей, — напомнила ему Аннабел.
Себастьян замер.
— Если ты хочешь наверняка убить мою страсть, эта картина убьет ее наповал.
— Я знала, что мои дяди Томас и Артур не от дедушки, но Перси… — Аннабел покачала головой, будучи все еще не в силах поверить в события нынешних вечера и ночи.
— Я понятия не имела. — Вздохнув, она приникла к нему, спиной прижимаясь к его груди, но вдруг выпрямилась, как струна.
— В чем дело?
— Моя матушка. Я теперь не знаю…
— Она Викерс, — произнес Себ с полной уверенностью. — У тебя глаза твоего деда.
— Правда?
— Не по цвету, а по разрезу глаз. — Он повернул ее к себе лицом и положил ей руки на плечи. — Вот здесь, — и он бережно коснулся кончиком пальца внешнего края ее века, — тот же изгиб.
Склонив голову набок, он стал рассматривать ее лицо с нежной сосредоточенностью.
— И скулы тоже, — пробормотал он.
— Я очень похожа на мою маму, — пролепетала она, не в силах отвести от него глаз.
— Ты Викерс, — заключил он с добродушной улыбкой.
Она попыталась сдержать свою улыбку. Чего бы это ни стоило.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — промолвил он и поцеловал уголок ее рта. — Как ты думаешь, она уже заснула?
Аннабел покачала головой.
Он поцеловал другой уголок.
— А теперь?
Она снова потрясла головой.
Он отклонился, и она со смехом наблюдала, как он, глядя в потолок, стал серьезно считать до десяти.
Аннабел не отводила от него глаз, и в ней бурлил смех, не выходя, впрочем, на поверхность. Кончив считать, он снова посмотрел на нее, в глазах его светилось ожидание, как у мальчишки на Рождество.
А что будет теперь?
Она приоткрыла губы, намереваясь поругать его, велеть быть терпеливее, но это было не в ее характере. Она была так поглощена любовью к нему… и потом, она же собиралась за него замуж. Кроме того, в этот день столько всего случилось, чтобы заставить ее понять: надо жить полной жизнью, и если у нее появился шанс на счастье, его нужно хватать обеими руками и никогда не выпускать.
— Да, — промолвила она и обвила руками его шею. — Я думаю, что теперь бабушка уже заснула.
Глава 26
Если бы, подумал Себастьян, подхватывая Аннабел на руки, он описывал все это в романе, подобный эпизод стал бы концом главы. Нет, глава закончилась бы тремя страницами раньше без каких-либо намеков на интим или обольщение, и, уж точно, ничего не было бы сказано о том всепоглощающем вожделении, которое водопадом пронеслось по нему, когда Аннабел закинула руки ему на шею и подняла к нему свое личико. Но подобные вещи не позволено заносить на бумагу. Ни один редактор не пропустит.
110 
