– Вы давно гостите в Обри-Холле? – вежливо осведомился Грегори, ожидая, когда зазвучит музыка.
– Всего лишь со вчерашнего дня, – ответила Люсинда. – А вы? Что-то мы ни разу вас не видели, когда все собирались вместе.
– Я приехал только сегодня вечером, – объяснил он. – После ужина. – Он поморщился. Теперь, когда его внимание не было занято мисс Уотсон, он вспомнил, что очень голоден.
– Вы, должно быть, голодны! – воскликнула леди Люсинда. – Как вы относитесь к тому, чтобы прогуляться по патио вместо танцев? Обещаю, мы пройдем мимо стола с напитками.
Грегори едва не стиснул ее в объятиях.
– Леди Люсинда, вы просто потрясающая!
Люсинда улыбнулась, но улыбка получилась странной, и Грегори так и не понял, что она означает. Ей пришелся по душе его комплимент, в этом он не сомневался, но в ее реакции было что-то еще. Какая-то печаль, что ли, нечто вроде покорности.
– Наверняка у вас есть брат, – сказал он.
– Есть, – подтвердила она, с улыбкой восприняв его способность к дедукции. – Он на четыре года старше меня и всегда голоден. Когда он приезжал домой на каникулы, я всегда изумлялась, если в продуктовом шкафу оставалась еда.
Грегори положил ее руку к себе на локоть, и они неторопливо пошли по периметру патио.
– В ту сторону, – сказала леди Люсинда и сжала пальцами его предплечье, когда он собрался двинуться против часовой стрелки. – Если, конечно, вы не предпочитаете сладости.
Грегори буквально просиял:
– Так там есть что-то поострее?
– Сандвичи. Они маленькие, он очень вкусные, особенно те, что с яйцами.
Он немного рассеянно кивнул. Краем глаза он заметил мисс Уотсон и тут же утратил способность сосредоточиваться на чем-то другом. В частности, потому, что ее окружала толпа мужчин. У Грегори возникла стойкая уверенность в том, что они только и ждали того момента, когда кто-нибудь уведет от нее леди Люсинду, чтобы броситься в атаку.
– Э-э... а вы давно знакомы с мисс Уотсон? – спросил он, стараясь скрыть свой интерес.
Леди Люсинда ответила после очень короткой паузы:
– Три года. Мы вместе учимся в школе мисс Мосс. Вернее, учились. Мы окончили школу в начале года.
– Осмелюсь предположить, что этой весной вы намерены дебютировать в Лондоне?
– Да, – ответила она и головой указала на стол с закусками. – Последние несколько месяцев мы потратили на подготовку. Мама Гермионы называет это «посещением загородных вечеринок и приемов в узком кругу».
– Наводите лоск? – с улыбкой осведомился Грегори.
Губы Люсинды изогнулись в усмешке.
– Именно так. Сейчас из меня получается великолепный канделябр.
Грегори обнаружил, что ее ответ удивил его.
– Неужели простой канделябр? Ради Бога, леди Люсинда, вы не понимаете своей ценности. Вы не меньше, чем одна из тех причудливых серебряных урн, которой в последнее время желает обладать чуть ли не каждый, чтобы поставить ее в гостиную.
– Значит, я урна, – согласилась Люсинда с таким видом, будто всерьез рассматривала эту идею. – Интересно, а чем была бы Гермиона?
«Драгоценностью. Бриллиантом. Бриллиантом, оправленным в золото. Бриллиантом, оправленным в золото и окруженным...»
– Не имею ни малейшего представления, – беззаботным тоном заявил он, подавая ей блюдо. – Ведь я едва знаком с мисс Уотсон.
Люсинда ничего не сказала, но ее брови слегка приподнялись. И это произошло в тот момент, когда Грегори сообразил, что смотрит мимо нее туда, где находится мисс Уотсон.
Леди Люсинда тихо вздохнула.
– Вам следует знать, что она любит другого.
Грегори вернул свой взгляд к той женщине, которой, если следовать правилам приличия, он должен был уделять все свое внимание.
– Прошу прощения?
Изящно пожав плечами, она положила себе на тарелку несколько маленьких сандвичей.
– Гермиона. Она любит другого. Я решила, что вам будет интересно знать.
Грегори в изумлении уставился на нее, затем, отбросив остатки здравого смысла, опять посмотрел на мисс Уотсон. Взгляд был открытым и полным безнадежности, но он ничего не мог с собой поделать. Ему просто... Господи, ему просто хочется смотреть и смотреть на нее не отрываясь. И если это не любовь, то он не представляет, что это такое.
– Ветчины?
– Что?
– Ветчины? – Леди Люсинда держала в сервировочных щипцах узкий и длинный бутербродик. Выражение ее лица было раздражающе безмятежным. – Хотите сандвич с ветчиной? – спросила она.