Особенно,... 
114 
— Он вернулся.
Надкусив яблоко, Генри замерла. Потом медленно вынула яблоко изо рта, оставив на нем следы ровных зубов.
— Ты имеешь в виду моего мужа? — тихо спросила она.
Миссис Симпсон кивнула и дала волю своим чувствам:
— Мне бы следовало высказать все, что я думаю о нем, не заботясь о последствиях. Нужно быть чудовищем, чтобы оставить тебя одну. Он…
Но Генри уже не слышала ее. Ноги сами вынесли ее из кухни, и она побежала по лестнице, не осознавая, куда бежит — от него или к нему. Генри не знала, где он: в кабинете, гостиной или спальне. Она задержала дыхание, надеясь, что не в спальне. Широко открыв дверь, она замерла. Ей никогда особенно не везло.
Данфорд стоял у окна и, как всегда, был необыкновенно хорош собою. Он снял уже свое пальто и сейчас развязывал на шее шарф.
— Генри, — поклонился он ей.
— Ты вернулся, — только и смогла сказать она.
Он пожал плечами.
— Мне… мне нужно принять ванну.
Улыбка чуть коснулась его губ.
— Понимаю. — Он взялся за колокольчик.
— Я уже отдала распоряжение. Слуги сейчас принесут воду.
Данфорд убрал руку и повернулся.
— Полагаю, тебе интересно будет узнать, почему я вернулся.
— Мне… в общем, да. Думаю, причина не во мне.
Он поморщился, словно от боли.
— У Эммы родился мальчик. Я подумал, что ты обрадуешься этому известию. — Он видел, как грусть на ее лице сменилась радостью.
— Да это же просто чудесно! — воскликнула она. — Они уже дали ему имя?
— Вильям. — Он добавил несмело: — В мою честь.
— Ты, должно быть, очень гордишься.
— Так оно и есть. Буду крестным отцом. Это большая честь для меня.
— Конечно. Должно быть, ты счастлив. Они тоже, наверное, счастливы.
— Да, вполне.
На этом предмет разговора был исчерпан. Генри смотрела на ноги Данфорда, тот смотрел поверх ее головы. Наконец она произнесла:
— Мне действительно нужно принять ванну.
В дверь постучали, и две служанки внесли ведра с горячей водой. Они выдвинули ванну из гардеробной и начали наполнять ее водой. Данфорд смотрел на Генри, представляя ее купающейся. В конце концов он выругался про себя и вышел из комнаты.
Когда Генри снова вышла к мужу, от нее пахло цветами. И чтобы он не думал, будто она носит мужскую одежду из желания досадить ему, она надела платье.
Данфорд коротал время в гостиной и в ожидании ужина потягивал виски. Когда вошла Генри, он встал.
— Ты прекрасно выглядишь, Генри, — произнес он таким тоном, словно сожалел об этом.
— Спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь. Ты всегда хорошо выглядишь.
— Выпьешь чего-нибудь?
— Я… да. Нет-нет. То есть да. Да, выпью.
Он повернулся к ней спиной, чтобы она не видела, как он улыбнулся, и взял в руки графин.
— Чего тебе налить?
Все равно, — ответила она нерешительно.
Данфорд налил ей рюмку шерри.
— Держи.
Она взяла рюмку, стараясь не касаться его руки, сделала глоток, подождала, пока вино прибавит ей смелости, и спросила:
— Ты надолго приехал?
Его губы дрогнули.
— Тебе не терпится избавиться от меня, Генри?
— Нет, — поспешила ответить она. — Вовсе нет. Просто я подумала, что тебе самому не захочется задерживаться здесь надолго. Я была бы счастлива, если бы ты остался, — вырвалось у нее, но тут же из гордости она добавила: — Ты мне нисколько не помешаешь.
— Ну конечно. Ведь я такой милый! Я чуть не забыл.
Генри поежилась от его сарказма.
— Я бы не поехала в Лондон, чтобы не помешать тебе, — отпарировала она. — Боже упаси мешать твоей светской жизни.
Он с удивлением посмотрел на нее:
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты достаточно хорошо воспитан, чтобы не говорить со мной об этом, — с горечью отозвалась Генри. — Или ты меня считаешь слишком тактичной.
Данфорд встал.
— Я провел в пути весь день и слишком устал для того, чтобы разгадывать твои ребусы. Я иду ужинать. Присоединяйся, если захочешь. — И вышел из комнаты.
Генри уже достаточно хорошо знала светский этикет, чтобы понять, как непростительно грубо он повел себя по отношению к ней. Кроме того, она поняла, что сделал он это нарочно. Выбежав из комнаты вслед за ним, она крикнула ему вдогонку:
— Я не голодна.
Затем бегом поднялась по лестнице к себе в комнату, не обращая внимания на урчание в животе.
Ужин не удался: он ел и совсем не чувствовал вкуса, стараясь не обращать внимания на слуг, в нерешительности топтавшихся у пустого стула напротив. По-видимому, они не могли решить, стоит им убрать прибор Генри или нет. Это было ужасное ощущение — сидеть под враждебными взглядами слуг, души не чаявших в Генри.
114 
