110 
— Что стоишь? — спросил Шамиль. — Садись.
Он показал на низкие диваны, обтянутые зеленым атласом. На них лежало множество подушек с золотой бахромой. Между ними стоял низкий стол, на нем чайник и вазочки с сухофруктами. Еще во всю стену там был аквариум, в котором плавали золотые рыбки с длинными светлыми хвостами.
— Зачем ты меня сюда привез? — спросила я. — Не собираюсь здесь сидеть. Быстро говори, что хотел сказать, и я пойду отсюда.
— Садись, — он подошел ко мне и тронул мою руку.
— Вай, не трогай меня! — крикнула я и отдернула руку. — Говори что хотел, или я сейчас ухожу!
— Хадижа, успокойся, — стал говорить он. — Не делай резких движений. Посиди пять минут. Тебе какая разница, ты сразу уйдешь или пять минут посидишь, раз ты все равно уже здесь. Попей чай. Расслабься. Садись.
Я села на диван и стала застегивать на себе шубу. Я застегнула даже самую верхнюю пуговицу воротника, хотя и на улице ее никогда не застегивала. Он стал наливать в чашки чай, а я все время смотрела, не отводя глаз, на золотую рыбку, которая била по воде хвостом.
— Короче, я тебе хотел сказать, если ты, конечно, сама не знала, что Махач еще в прошлом году засватал себе девушку… — сказал Шамиль и откусил финик.
— Мне ты это зачем говоришь? — спросила я.
— Да ты пей чай, чё ты как не родная, — засмеялся он, потянулся руками вверх и лег на свой диван. — На тебе он никогда не женится, потому что ты, Хадижа, — сельская дурочка, и ты не представляешь, ты даже себе представить не можешь, чья дочь та девушка, которую Махач засватал.
Я смотрела только на рыбку. Я не смотрела на него. Мне был противен звук его тонкого голоса. Он говорил так, как будто очень устал и ему даже рот лень открывать. Как будто я ему жена, и он встал утром и зевает передо мной неумытый. Меня чуть не стошнило от этой мысли. Зачем он так лежит передо мной?
— Мне ты зачем это говоришь? — спросила я, не отрывая глаз от рыбки.
— Ты правильно сейчас, Хадижа, делаешь, что смотришь на рыбку, — сказал он, — потому что та девушка — золотая рыбка, а ты по сравнению с ней — головастик в канаве. Ты понимаешь это? Вот, понимай. Ты кто? Твой отец кто?
— Тебе-то что? — грубо сказала я.
— А я тебе добра желаю, Хадижа. — Он сел и придвинулся ко мне. — Махач с тобой погуляет, но никогда на тебе не женится. Что ты будешь потом делать? Правильно, потом ты будешь локти кусать. Говорить, какая я была маленькая дурочка, доброго Шамиля не послушалась. Пусть Махач живет с Сакиной, они друг другу подходят. Тебя его семья никогда не примет. Рядом с ним ты всегда будешь чувствовать себя оборванкой.
— Если это все, что ты мне хотел сказать, тогда я пойду. — Я хотела встать.
— Э, не-не-не-не-не-не, ты сейчас никуда не пойдешь. Ты сначала чай попьешь. — Шамиль придвинул ко мне чашку. — А я тебе еще не все сказал.
— Говори, и я ухожу.
— А что, если есть, Хадижа, один парень, который искренне влюблен в тебя? — стал говорить он. — Который тебе желает одного только добра и, может быть, готов жениться на тебе?
— Зачем этому парню на мне жениться, если я живу в канаве, а мой отец никто? — спросила я, стараясь не показать, что в голосе накопились слезы.
— А может быть, он так в тебя влюблен, что ему все равно, кто твой отец. Что ты на это бы сказала?
Я перестала смотреть на рыбку и посмотрела на Шамиля. У него дергалась одна сторона рта, и он специально сжимал губы, чтобы этого было не видно.
— Я бы сказала ему «нет», — тихо ответила я.
— Ты хорошо подумала? — его лицо стало твердым. — Ты осознала, что Махач не для тебя? На что ты вообще купилась? На его внешность?
Я не успела ему ответить, когда занавески раздвинулись и в комнату вошла девушка, у которой на талии был еле завязан прозрачный платок. Сверху был один лифчик, который открывал почти всю грудь. Ее длинные черные волосы болтались ниже пояса, а лицо было закрыто тканью, видны были только ее большие черные глаза с длинными ресницами и тонкие высокие брови. Мне стало стыдно, мое лицо запылало.
Девушка стала танцевать перед Шамилем, она трясла белым животом, как в фильмах, которые тетя Зухра мне ни за что не разрешила бы смотреть. Она встала перед ним на колени и дергала грудью. Он поднес к губам трубку от кальяна и пускал этой девушке в лицо дым, пока она танцевала перед ним. Этот дым белыми пучками шерсти расходился по темноте комнаты. Грудь девушки колыхалась, как хвост золотой рыбки. Я сидела будто на раскаленной печке. Я хотела, чтобы это поскорее кончилось. Мои ноги приросли к полу и стали такими тяжелыми, что я не могла их поднять. Я так крутила пуговицу на воротнике шубы, что она оторвалась. Шамиль, усмехаясь, вытащил из кармана голубую бумажку в тысячу рублей и долго засовывал ее в лифчик. Я перестала смотреть на них и смотрела только на золотую рыбку. Как я могла оказаться здесь, крутилось в голове. У меня было такое чувство, как будто это происходит не со мной. Как будто я провалилась под землю, и там началась совсем другая жизнь.
110 
