Особенно,... 
45 
Она опускает стекло. Ребенок просовывает статуэтку в машину.
— Покупаешь скульптуру, шофер?
— Нет, мадам. Прошу прощения.
В ее голосе издевка:
— Балрам Хальваи, кондитер, водитель, знаток скульптуры.
— Прошу прощения, мадам.
Чем больше извиняюсь, тем веселее им делается. Наконец на таймере загорается ноль, вспыхивает зеленый. Давлю на газ — поскорее бы смыться отсюда.
Она наклоняется вперед и хватает меня за плечо:
— Останови.
Гляжу на мистера Ашока — молчит.
Останавливаюсь.
Она:
— Выходи из машины, Балрам. Оставляем тебя с Буддой. Магараджа и Будда — теплая компания.
Садится на мое место, запускает двигатель, и машина уезжает. Пьяненький мистер Ашок хихикает и делает мне на прощанье ручкой. Трезвый он бы никогда не позволил ей так обойтись со мной — в этом я убежден. Другие вечно пользовались его добротой. И еще: если бы в авто были только я и он, ничего дурного не случилось бы.
Встречные полосы разделены узеньким сквером. Сажусь под деревом на землю.
Движения никакого — только две машины промчались одна за другой, отблески фар затрепетали на листве, словно огни большого города, отраженные водной гладью. Красиво. И такая красота в Дели на каждом шагу, ходи и смотри. Конечно, если ты свободен и волен делать что заблагорассудится.
Появляется автомобиль, мигает фарами, сигналит. «Хонда Сити» развернулась в неположенном месте и мчится теперь прямо на меня, будто сбить хочет. За рулем Пинки-мадам, она скалит зубы и восторженно подвывает, рядом с ней сидит мистер Ашок с улыбкой во все лицо.
Точно ли он беспокоился за меня — как будто даже морщинка озабоченности прорезалась на его челе — и перехватил баранку, направив машину немного в сторону?
Мне хочется так думать.
Визжат шины, пахнет паленой резиной, «Хонда» останавливается. Бедные мои покрышки!
Пинки-мадам открывает дверь и с ухмылкой высовывается наружу:
— Господин магараджа, ты правда думал, что мы тебя бросили?
— Нет, мадам.
— Ты ведь не сердишься?
— Совсем нет, мадам. — И для убедительности добавляю: — Хозяева ведь как отец с матерью. Разве можно на них сердиться?
Сажусь на заднее сиденье. Машина опять разворачивается где попало и на предельной скорости мчится по проспекту, только красные огни светофоров мелькают. Хозяева визжат, хохочут, пихают друг друга, а я смотрю и помалкиваю.
Внезапно что-то темное бросается прямо под колеса. Удар — нас подбрасывает — что-то хрустит — машина перекатывается через препятствие передними колесами, задними — и катится дальше.
С проезжей части не слышно ни звука. Никто не скулит, не лает. Значит, обошлось без мучений.
Она до того пьяна, что даже на тормоз нажимает не сразу, и мы успеваем проехать двести-триста ярдов до полной остановки. Руки у нее вцепились в руль, рот широко открыт.
— Собака? — спрашивает меня мистер Ашок. — Собака, так ведь?
Я киваю в знак согласия. Хорошенько не разглядеть. В тусклом свете фонарей чернеет на асфальте неподвижный бесформенный ком. Да и далеко.
Ни единой машины вокруг. Ни души.
— Точно, собака, сэр. Кто же еще. Поехали, мадам. Едем скорее домой.
Вцепившиеся в руль пальцы разжимаются, руки медленно обхватывают голову, зажимают уши...
И она срывается на визг:
— Это была не собака! Это была не... Не сговариваясь, мы с мистером Ашоком действуем четко и слаженно. Он обхватывает ее руками, зажимает рот, вытаскивает с водительского сиденья. А я перебираюсь на свое законное место. Хлопает дверь, я включаю зажигание и гоню во весь дух до самого Гургаона.
Поначалу она вроде успокаивается, но когда мы уже подъезжаем, опять впадает в истерику:
— Надо вернуться!
— Не сходи с ума, Пинки. Мы уже почти приехали. Балрам везет нас домой. Все позади.
— Мы сбили кого-то, Ашоки, — шепчет она. — Надо отвезти пострадавшего в больницу.
— Нет.
Она опять широко разевает рот — вот-вот закричит. Мистер Ашок загребает сразу горсть салфеток из шкатулки и одну за другой пихает ей в рот. Она отплевывается. Хозяин срывает у нее с шеи косынку, туго завязывает кляп и придерживает рукой.
Когда он втаскивает ее в квартиру — дверь открываю я, — рот у нее по-прежнему завязан и заткнут.
Приношу ведро воды и мою машину. И бампер мою, и колеса — на них больше всего кровавых ошметков.
45 
