24 
– Валентиновна. Екатерина Валентиновна. Здравствуйте…
Алена Алексеевна, встав из-за стола, уже шла ей навстречу, улыбаясь. Катя тоже разулыбалась ей поневоле – какая ж она оказалась приятная, эта директриса детдома! Даже с первого взгляда – приятная. Бывают же такие люди – харизматические в самом хорошем смысле слова. Притягивают к себе сразу, плеснув обаятельным простодушием интеллигентности, и сразу хочется для них что-нибудь хорошее сделать.
– Чаю хотите, Екатерина Валентиновна? Пойдемте вон туда, за перегородку, я там себе чайный уголок оборудовала.
– Спасибо… Только… Алена Алексеевна, вы обращайтесь ко мне на «ты», пожалуйста. А то неудобно как-то.
– Хорошо. Если тебе так удобнее. Ну, пойдем…
За перегородкой, похожей на простую ширму, и в самом деле все было оборудовано очень уютно. Столик, два мягких кресла, на небольшой тумбочке – электрический чайник, поднос с чашками, сахарница, вазочка с печеньем.
– А признайся мне честно, Кать… Когда сюда шла, боялась? – включая чайник и ловко расставляя по столу чайные атрибуты, вдруг произнесла Алена Алексеевна, глянув на нее мельком.
– Да. Боялась, конечно. Шла – коленки от страха тряслись. Я ведь… У меня специализация совсем другая, понимаете…
– Да понимаю, понимаю. Я в курсе. А только ты не бойся, Кать. Все мы поначалу чего-то боимся.
– Что, и вы… боялись?
– А то! Как вспомню, чего вытворяла, когда только-только работать начала…
– Здесь работать?
– Да нет, вообще… Понимаешь, так получилось, что я сюда, в этот городок, после своего университетского истфака рожать приехала. К маме. Без мужа, но с дипломом. Дочке моей полгодика исполнилось, мама как раз на пенсию вышла. Вроде как можно и на работу пойти, да не тут-то было. Все школы обежала – никому историк не нужен, все вакансии заняты, год-то учебный в разгаре. И вдруг мне домой звонят – приходите, мол, у нас место словесника освободилось. Русский язык и литература. Я в ужасе! Сама понимаешь – где история и где русский язык с литературой? Но что делать – пошла. Ой, как вспомню… Давай свою чашку, я тебе чаю налью… Тебе покрепче?
– Да. Спасибо. И… что? Как вы из положения выходили?
Помолчав и отхлебнув чаю, Алена Алексеевна тихо, будто про себя, рассмеялась, покрутила головой, подняла на Катю насмешливые умные глаза.
– Да ты знаешь, никак не выходила. Наоборот, я собиралась… как бы это сказать… блеснуть на нервной почве. У меня часы в десятом классе были, и я решила детей с творчеством Булгакова познакомить, моего любимого писателя. Еще подумала – уж про Булгакова-то я вам все расскажу, дорогие мои.
Помню, зашла в класс, представилась и говорю – сегодня, ребята, я вас познакомлю с повестью Михаила Булгакова «Роковые яйца»… Представляешь, что тут началось? Они как начали гоготать, чуть под парты не свалились! А я не пойму ничего, сижу, глаза таращу. Что, мол, такое? Мне ж и в голову не могло прийти, что это название может вызвать какие-то пошлые ассоциации. Потом, когда поняла, в чем дело, взяла и аккуратно проставила в журнале двадцать пять двоек. По всему списку. Завуч мне такой скандал закатила – ужас. Рыдала потом два дня…
– И что? Из школы ушли?
– Ага! Как бы не так! Рыдай не рыдай, а без зарплаты все равно не проживешь. Надо было дочку кормить, у мамы пенсия маленькая. Так что не трусь, Екатерина. У всех у нас поначалу одни роковые яйца случаются.
– Да… Но там же школа была, а здесь – детдом… Ответственность все-таки.
– А, вот ты о чем… Что ж, это, конечно, хорошо, что ты такая ответственная. А только, знаешь, что я тебе скажу, дорогая Катя? Может, тебе это и странным покажется, но сама по себе ответственность в нашем деле вообще ни при чем…
– Как это – ни при чем? Что вы? Извините, но я не понимаю!
– Ну, как бы тебе это объяснить подоходчивее… Вот что такое детдом, по-твоему? Сгусток большой жизненной несправедливости, правильно? Дом, где обитает детское горе. Чем его ни подслащивай, оно все равно – горе. И надо быть особенным человеком, чтобы в этом горе – именно быть. Понимаешь, быть! Жить в нем всей своей сутью. А это далеко не каждому дано. Это – как горький талант, слишком особенный. И таких людей – единицы. Если один на тысячу педагогов попадется, уже хорошо. А работать изо дня в день все равно кому-то надо! Не быть в этом, но – работать. Честно и добросовестно. Помнишь, как Пугачева с Галкиным пели – будь или не будь, делай хоть что-нибудь… Вот и ты – делай. Ты ведь потому и трясешься от страха, что не чувствуешь в себе сил для этого «быть»… Правильно?
24 
