Особенно,... 
77 
Работа в школе, которую они когда-то считали лишь ступенькой на пути к славе, известности и богатству, уже в течение пятнадцати лет служила основным источником дохода — чертовски длинная ступенька, как Ричард порой думал. Но он все же не оставлял свою мечту. Он писал рассказы, иногда статьи и вообще был на хорошем счету в Писательской гильдии. Своей пишущей машинкой Ричард зарабатывал до 5000 долларов в год, и, как бы Лина ни ворчала, он заслуживал собственного кабинета, тем более что сама она работать отказывалась.
— Уютное местечко, — сказал Нордхоф, окидывая взглядом маленькую комнатку с набором разнообразных старомодных снимков на стенах.
Дисплей беспородного текст-процессора разместился на столе поверх самого процессорного блока. Старенькую электрическую машинку «Оливетти» Ричард временно поставил на один из картотечных шкафов.
— Оно себя оправдывает, — сказал Ричард, потом кивнул в сторону текст-процессора. — Вы полагаете, эта штука будет работать? Джону было всего четырнадцать.
— Видок у нее, конечно, неважный, а?
— Да уж, — согласился Ричард.
Нордхоф рассмеялся.
— Вы еще и половины не знаете, — сказал он. — Я заглянул сзади в дисплейный блок. На одних проводах там маркировка «Ай-Би-Эм», на других — "Рэйдиоу шэк". Внутри почти целиком стоит телефонный аппарат "Вестерн электрик". И хотите верьте, хотите нет, микромоторчик из детского электроконструктора. — Он отхлебнул пива и добавил, видимо, только что вспомнив. — Пятнадцать. Ему совсем недавно исполнилось пятнадцать. За два дня до катастрофы. — Он замолчал, потом тихо повторил, глядя на свою бутылку пива. — Пятнадцать.
— Из детского конструктора? — удивленно спросил Ричард, взглянув на старика.
— Да. У Джона был такой набор лет… э-э-э… наверно, с шести. Я сам подарил его на рождество. Он уже тогда сходил с ума по всяким приборчикам. Все равно каким, а уж этот набор моторчиков, я думаю, ему понравился. Думаю, да. Он берег его почти десять лет. Редко у кого из детей это получается, мистер Хагстром.
— Пожалуй, — сказал Ричард, вспоминая ящики игрушек Сета, выброшенные им за все эти годы, игрушек ненужных, забытых или бездумно сломанных, потом взглянул на текст-процессор. — Значит, он не работает?
— Наверно, стоит сначала попробовать, — сказал Нордхоф. — Мальчишка был почти гением во всяких электрических делах.
— Думаю, вы преувеличиваете. Я знаю, что он разбирался в электронике и что он получил приз на технической выставке штата, когда учился только в шестом классе…
— Соревнуясь с ребятами гораздо старше его, причем некоторые из них уже заканчивали школу, — добавил Нордхоф. — Так по крайней мере говорила его мать.
— Так оно и было. Мы все очень гордились им. — Здесь Ричард немного покривил душой: гордился он, гордилась мать Джона, но отцу Джона было абсолютно на все наплевать. — Однако проекты для технической выставки и самодельный гибрид текст-процессора… — Он пожал плечами.
Нордхоф поставил свою бутылку на стол и сказал:
— В пятидесятых годах один парнишка из двух консервных банок из-под супа и электрического барахла, стоившего не больше пяти долларов, смастерил атомный ускоритель. Мне об этом Джон рассказывал. И еще он говорил, что в каком-то захудалом городишке в Нью-Мексико один парень открыл тахионы — отрицательные частицы, которые, предположительно, движутся по времени в обратном направлении, — еще а 1954 году. А в Уотербери, что в Коннектикуте, одиннадцатилетний мальчишка сделал бомбу из целлулоида, который он соскреб с колоды игральных карт, и взорвал пустую собачью будку. Детишки, особенно те, которые посообразительней, иногда такое могут выкинуть, что только диву даешься.
— Может быть. Может быть.
— В любом случае это был прекрасный мальчуган.
— Вы ведь любили его немного, да?
— Мистер Хагстром, — сказал Нордхоф. — Я очень его любил. Он был по-настоящему хорошим ребенком.
И Ричард задумался о том, как это странно, что его брата (страшная дрянь, начиная с шести лет) судьба наградила такой хорошей женой и отличным умным сыном. Он же, который всегда старался быть мягким и порядочным (что значит «порядочный» в нашем сумасшедшем мире?), женился на Лине, превратившейся в молчаливую неопрятную бабу, и получил от нее Сета. Глядя в честное усталое лицо Нордхофа, он поймал себя на том, что пытается понять, почему так получилось на самом деле и какова здесь доля его вины, в какой степени случившееся — результат его собственного бессилия перед судьбой?
77 
