Прикрыв глаза и покрутившись на стуле, она выгнула спину, сложила сплетенные пальцы на затылке. Голова тут же наполнилась болью, по телу снизу вверх поплыла странная тошнотворная слабость, добралась до горла, и пришлось сделать судорожное глотательное движение, потом еще одно, и еще… Компьютер, окно, шкаф с бумагами – все заплясало перед глазами, то приближаясь, то, наоборот, отдаляясь, потом в эту пляску добавилось еще и озабоченное лицо Аллы Валерьяновны.
– Наташенька, что с тобой? Я тебя зову, зову, а ты не слышишь…
– Да у меня голова что-то разболелась, Ал Валерьянна… Я очень плохо жару переношу, у меня давление сразу падает.
– Ой, а у меня, наоборот, поднимается… Я с утра уже лекарство выпила. А хочешь кофе, Наташенька? Я только что сварила для Ивана Андреича и для этой… для новенькой. Хочешь? Там еще осталось.
– Нет, спасибо. А что, они вместе кофе пьют, да?
– И не говори. Прямо сидят, как голубки. Представляю, как тебе обидно, Наташенька…
– Нет. Мне не обидно. Мне что-то и правда плохо… Как вы думаете, может, мне домой отпроситься?
Собственный слабый голосок опять послышался будто издалека, и она схватилась руками за край стола, испугавшись, что сейчас грохнется со стула.
– … Нет, главное дело, сидит у Ивана Андреича, расселась, как у себя дома, чирикает с ним о чем-то! Смотреть противно! Меня вызвал, попросил для нее кофе сделать, как для важной какой персоны! – никак не могла выскочить из праведного возмущения Алла Валерьяновна.
– Вы знаете, я бы домой пошла! – снова жалобно повторила Наташа. – У меня очень голова болит!
– Ну да, ну да. Я ему скажу, что ты заболела. Да он про тебя и не вспомнит, наверное, так этой новенькой занят! Похоже, она там надолго у него зависла.
– А вы можете ему как-то прямо сейчас сказать? Ну, что я заболела?
– Хорошо, попробую…
Вернувшись через десять минут, она произнесла радостно:
– Отпустил! И даже машину велел дать, чтоб тебя домой отвезли. Еще и пошутить изволил, что голова у тебя на нервной почве разболелась – вроде того, из ревности, что он вторую помощницу взял. А она сидит, коленку свою выставила, улыбается…
На улице ей чуть полегчало. Служебная машина лихо подкатила к подъезду дома, квартира встретила недоуменной тишиной, словно не была готова к столь раннему приходу хозяйки. Наташа тихо прошла на кухню, долго рассматривала оставленную после завтрака посуду в мойке, будто соображала, как с ней следует поступить, потом вяло махнула рукой, поплелась в спальню. Ладно, болеть так болеть. Тем более голова оставалась тяжелой, и затылок вдруг заломило нестерпимо, и тело было чужим, и даже такая знакомая собственная постель показалась чужой, неуютной, неудобной. Вздохнув со стоном, она свернулась калачиком, закрыла глаза, но тут же их и открыла, потянулась к лежащей на прикроватном столике телефонной трубке – надо же Саше позвонить…
– Банк «Богатая казна», начальник аналитического отдела Александр Петров… – отозвалась трубка вышколенным корпоративной вежливостью голосом мужа. – Я вас внимательно слушаю…
– Саш, я заболела, с работы отпросилась.
– А что с тобой?
– Голова болит, и слабость такая…
– А почему домой? Надо было в больницу идти! Вдруг что-то серьезное?
– Да ничего. Поваляюсь денек, и пройдет. Ты сегодня приезжай пораньше, ладно?
– Хорошо, Натусь… Тебе купить чего-нибудь? Может, в аптеку заехать?
– Я не знаю… Ну, купи таблетки от головной боли. У нас дома никаких лекарств нет.
– Ладно. А ты постарайся уснуть, ага? У меня после обеда совещание назначено, как все закончится, я сразу приеду. Давай, не кисни. Все, пока…
Нажав на кнопку отбоя, она прижала гладкий пластиковый корпус трубки к щеке, будто она была неким проводником Сашиной о ней заботы, полежала немного, потом переползла на его половину кровати, устроила голову в ямке, оставленной его головой на подушке. Как хорошо, что у нее есть любящий заботливый муж, и хорошо, что он после совещания помчится домой, и от подушки так сладко, так по-мужски пахнет его туалетной водой… И вообще, все у них в доме хорошо… Хорошо… И так будет всегда…
Последней ее мыслью было, что надо бы раздеться и лечь в постель по-человечески, потому что блузку и юбку жалко, зря, что ли, она их все утро наглаживала. Потом эта мысль уплыла, так и не успев достучаться до сознания, и она заснула, несмотря на головную боль, очень крепко. Но в то же время и беспокойно, и на фоне этой крепкой дневной дремы что-то все же происходило, плавал черным облаком сон не сон, но образ невидимый, как ощущение дурного предчувствия. Потом этот образ подал голос, то есть материализовался звуком, очень настойчивым и очень знакомым. Она вздрогнула, открыла глаза – бог мой, да это же в дверь звонят! Саша, наверное, уже приехал! И часы показывают половину четвертого пополудни…